«Милая, дорогая моя Сашурочка, очень рада вашему письму. Много труда оно вам обещает, но есть и надежда на лучшее будущее, и то хорошо. Буду молить бога, чтобы он послал вам сил и здоровья и чтобы ваша энергия не иссякла. Пожалуйста, милая, поблагодарите Юрьева и Мичурину, что они вас так хорошо приняли. У нас не так, но не хочу говорить ничего дурного. У нас все то же, что и при вас. Как-то все идет. Я становлюсь все слабее, ноги все хуже ходят… Вашей энергии у меня никогда не бывало, а теперь… Живем по-прежнему, читаем и ласкаем Димку (любимый кот Марии Николаевны). Он очень доволен, что вы о нем вспоминаете через А. А. – Не забывайте меня, хоть изредка посылайте строчечку. Крепко целую вас. Вы, как солнечный луч, осветили мою старость, да и всех нас. – С. не может успокоиться, что вы так хороши и умны и живы, словом, все достоинства. Да и понятно, – с вами мы все вспоминаем свою молодость. А воспоминания о ней – это все, что осталось лучшего теперь. Ну, до свидания, моя дорогая, А. А., а значит и Димка, целуют вас. Будьте всегда здоровы, веселы и счастливы… Ваша всегда подруга юности и ваша послушная ученица. Привет всем, кто меня помнит, – Давыдову – этому феномену и гению – сердечный привет. 11 дек. 1922 г.».
Ученицей А. П. Щепкиной Мария Николаевна называла себя шутливо, потому что, хотя она с ней, конечно, не занималась, но в молодости кроме Медведевой иногда любила прочесть роль Александре Петровне и очень внимательно относилась к ее замечаниям: Александра Петровна обладала большим вкусом и щепкинской простотой, что и сказалось в ее педагогической деятельности.
Мария Николаевна вообще высоко ценила характер А. П. Щепкиной. В одном из своих писем, написанном по поводу крушения, в которое Александра Петровна попала, возвращаясь из Крыма, она пишет ей:
«Милая моя Сашурочка, славный переполох вы пережили. Но вы героиня: у вас в малом теле большая душа, и слава богу, все кончилось благополучно».
Отвечая на одно письмо, где Александра Петровна пишет ей об очень талантливой ученице, промелькнувшей метеором в Александрийском театре, Мария Николаевна пишет:
«Милая, дорогая Сашурочка, очень была рада вашему письму, пока, значит, недурно живется. Я очень обрадовалась, что у вас явился талант, жаль, что не ваша ученица, но, даст бог, и у вас явится. Театр наш в смятении, из которого не знаю, как он выйдет. Пока еще хаос… Я в моем оцепенении совсем застыла и не могу ничего никому сделать… Мне стыдно глядеть на таких, как Клара[52]. По обыкновению валяюсь и никуда не двигаюсь (это пишу только вам). Ноги очень плохи и все время бронхит… Как вы устаете, я думаю, бедняжка моя… Крепко от души вас целую. Когда же юбилей Каратыгиной? Вот сколько написала, сама удивляюсь, и наверно не то, что нужно… Дай вам бог бодрости, сил и здоровья, когда-нибудь еще напишите. А Клара шьет мне капот… Ваша всегда любящая М. Ермолова. Сама написала».