Ермолова

Это был далеко не единственный случай. Она безмолвно помогала, не терпела проявлений благодарности и никогда не рассказывала о том, что делала. Близкие узнавали об этом случайно, иногда от тех, кто получал помощь. Люди часто уходили от Марии Николаевны со слезами на глазах и тихонько шептали слова благодарности, которых не смели донести до нее.

Некоторые ее поступки узнавались случайно впоследствии. Так, в 1923 году, когда ее внук (в настоящее время психиатр) заговорил о какой-то лечебнице для нервнобольных, Мария Николаевна спросила его: «Какая это – на Полянке?» Он удивился: «Откуда вы ее знаете?» – «Так, была по делу», – кратко ответила Мария Николаевна и перевела разговор. В 1929 году, уже после смерти Марии Николаевны, он встретился с одной женщиной – врачом-психиатром. Узнав, что он внук Ермоловой, она стала тепло вспоминать Марию Николаевну как артистку и как человека, говоря, что она хорошо помнит, сколько в свое время, при старом режиме, Мария Николаевна помогала пострадавшим от него, и деньгами, и личными хлопотами, и т. д., потом перешла на ее отношение к людям и вспомнила, как во время войны к ним в лечебницу на Полянке, где она работала, приезжала Мария Николаевна. У них была пациентка, талантливая молодая девушка, помешавшаяся под влиянием тяжелых событий того времени и бредившая Марией Николаевной, в которой видела «освободительницу». Врачи решили просить Марию Николаевну приехать и навестить больную, надеясь, что волнение может быть благотворным для нее. Действительно, после свидания с Марией Николаевной в состоянии больной наступило улучшение. Мария Николаевна так никому об этом и не рассказала, но в ее архиве я нашла письмо от этой девушки, которая пишет: «Я хотела размозжить себе голову, но после вашего прихода мне стало легче, и я буду жить».

Мария Николаевна, всегда скупая на слова, редко выражала свои чувства, но любовь ее была всегда горяча и действенна.

Если вспомнить отношения Марии Николаевны к окружающим ее близким, то можно сказать, что ее чувство к матери было одним из самых глубоких, хотя и молчаливых и скрытых. Из скупых высказываний Марии Николаевны чувствовалось всегда, что ее младенчество и ее юные годы проходили всецело под знаком ее привязанности к матери, в которой были сосредоточены все душевные возможности, весь смысл трудной жизни семьи Ермоловых. Слово «мама» как-то особенно звучало всегда в ее устах.

«Мама» была прибежище и поддержка, утешение и радость. Все светлое исходило от нее. Кроткая, подавленная тяжелой атмосферой дома, она была настоящим другом маленькой Машеньки, не критикующим, не укоряющим, понимающим ее без слов, готовым защитить от грозных вспышек отца, укрыть от его гнева. Когда Мария Николаевна поступила в школу, она долгие годы не могла привыкнуть к разлуке с матерью, тосковала и жила в ожидании воскресенья (все это – со слов Марии Николаевны). В воскресенье приходила мама. Мария Николаевна бросалась к ней в объятия и замирала у нее на груди, тихо плача, шепотом поверяла ей свою тоску. Александра Ильинична старалась успокоить пламенное сердце Машеньки… сидела, обнявшись с ней, весь час, который полагался на посещение, и отрывалась от нее с болью и тоской. На прощанье совала маленький узелочек с пряником, яблоком, конфетой, отчего слезы еще сильнее лились у Машеньки.

Чувство ее к матери до конца жизни Александры Ильиничны оставалось пламенным и нежным, но абсолютно замкнутым в силу характеров обеих. Только неусыпная забота Марии Николаевны о матери убеждала в этом. С конца 80-х годов Александра Ильинична и Николай Алексеевич были всецело на попечении Марии Николаевны: она сама устраивала их жизнь и все, от большого до мелочей, проходило через ее руки. После смерти мужа Александра Ильинична жила вместе с Марией Николаевной и тихо скончалась, окруженная ее любовью и заботами.

О ее отношениях с сестрой Анной Николаевной я уже говорила. После матери она была для нее самым близким человеком. И мать и обе сестры вошли в жизнь Марии Николаевны всем своим бытием и были с ней связаны неразрывно до самой их смерти. Ни огромная творческая работа Марии Николаевны, ни усталость – ничто не мешало ей неусыпно следить за жизнью Анны Николаевны и Александры Николаевны, всячески стараться украсить ее. К Анне Николаевне Мария Николаевна шла со всеми печалями и радостями в юности, молодой женщиной – делилась с ней своими сомнениями.

Вот письмо ее к сестре этого периода: