Ермолова

«Ну что тебе писать о Крыме, ты все видела, все знаешь, и потому можно ограничиться одним восклицанием. Красота, красота дивная… Море и лунные ночи, – представь себе только…

Горы и горный воздух, – представь себе только…

Камни и скалы на водопаде, – представь себе только… Чудные дни с легким свежим ветерком, – представь себе только… Изумрудные волны, бьющие о берег, – представь себе только…

Представила, конечно?

Я знаю твое воображение, да еще на почве воспоминаний. Но как ни хорошо, хочется еще чего-то, чего?.. Конечно, людей. Но представь себе, что эта тоска по людям, которая в другом месте невыносима, тут значительно смиряется разнообразием беспрестанно новых впечатлений. С каждым днем мне больше и больше нравится дача, на которой мы живем. Говорят, можно в Крыму соскучиться и не выжить целое лето. Это вздор… конечно, опять главный вопрос в людях… С тех пор как мы выехали из Москвы, мои мятежные думы улеглись, и все как будто уснуло… Но теперь, когда немного отдыхаешь и привыкаешь и разбираешься во всем, они опять встают в лунных ночах, летят за мной в горы в порывах теплого ветерка… Неужто там у вас на севере все холодно и ненастно?.. Здесь этому как-то не верится…

Писать легче, чем говорить, а потому я и пишу тебе об этом. Скажи мне, решилась ли бы ты когда-нибудь перевернуть свою жизнь вверх дном, притом так, что одному человеку непременно придется больно от этого? Вот в чем вопрос. Впрочем, не принимай, пожалуйста, горячо это к сердцу, а смотри на это как на один порыв моей фантазии, видишь, я даже не могу таить долго в душе чего-нибудь, что мне мешает, а потому я хочу и другому доставить это удовольствие… Это уж, конечно, не признак сильной натуры…

Передай нашим, как нам хорошо и весело и что все мы их целуем… А все-таки хорошо, что ты не поехала, потому что мы, ехавши с полным комфортом, измучались ужасно в дороге, да еще напугала Марго. В вагоне стала уверять, что горло болит, я померяла температуру – 38, представь себе мой ужас, но, слава богу, она заснула на другую ночь в вагоне, и все прошло. Просто все это произошло от жары.

Целую тебя, твоя М. Ермолова».

И так всю жизнь Мария Николаевна поверяла Анне Николаевне все, что мучило и заботило ее, и смело можно сказать, что никто не знал так много сокровенного о Марии Николаевне, как Анна Николаевна, которая со своей стороны любила ее беззаветно, преклонялась перед ней и свято берегла все то, что доверяла ей Мария Николаевна. Очень любила Мария Николаевна и Александру Николаевну, но на нее смотрела как на «младшую», маленькую. Под старость, когда Мария Николаевна узнала разочарования и холод жизни, она шла к сестрам, чтобы согреться их теплом, находила его в атмосфере семейной жизни Анны Николаевны, сложившейся счастливо.