Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

Вернувшись назад в Соединенные Штаты в мае того же года, Эрнест сначала пожил в Ки-Уэсте, где находилась Полина, а потом, 4 июня, посетил Съезд писателей США, где выступил с речью, направленной против фашизма: «Существует только одна политическая система, которая не может дать хороших писателей, и система эта – фашизм. Потому что фашизм – это ложь, изрекаемая бандитами. Писатель, который не хочет лгать, не может жить и работать при фашизме». Находясь под впечатлением от выступления Эрнеста, которое Скотт Фицджеральд, тоже присутствовавший на съезде, назвал «почти религиозным», публика приняла участие в закупке двадцати машин «скорой помощи». Полностью приверженный идеям республиканской стороны, Эрнест не остановился на достигнутом, а 8 июля показал в Белом доме фильм «Земля Испании» – в присутствии президента Рузвельта и его жены Элеоноры, близкой подруги Марты Геллхорн, с которой Хемингуэй в последнее время поддерживал тесные отношения.

Перед возвращением в Испанию на второй срок пребывания Хемингуэй пожертвовал 40 000 долларов на нужды республиканского правительства. Два месяца на фронте изменили его отношение: теперь, когда война началась, когда она стала «непростительной», нужно было ее выиграть, тем более что к сентябрю месяцу Франко уже контролировал две трети страны.

* * *

Новый отъезд Хемингуэя, однако, оказался более сложным, чем первый, по крайней мере, в семейном плане, потому что Полина теперь не имела почти никаких иллюзий относительно отношений своего мужа с Мартой, которая тоже отправилась в эту поездку в качестве корреспондента. Но, несмотря на давление со стороны семьи, Эрнест не смог устоять перед возможностью проявить себя в новых подвигах. Привлеченный действиями, опасностью и смертью, чего он теперь не боялся, Хемингуэй также стал весьма чувствителен к мысли о том, чтобы пережить новую страстную любовь с женщиной, которая на этот раз демонстративно ему не подчинялась. В отличие от Полины или Хедли, Марта была действительно гордой и опытной женщиной. Автор романа и сборника рассказов с предисловием Герберта Уэллса, она, конечно, не имела литературного таланта своего возлюбленного, но ни его дарование, ни его слава не впечатляли ее, а вот ее собственное мужество и стойкость восхищали Эрнеста, равно как и ее стремление к активным действиям и искреннее неравнодушие к республиканцам. Так через двадцать лет после книги «Прощай, оружие» любовь и война вновь оказались тесно связаны между собой.

С первых недель своего пребывания в отеле «Флорида» в Мадриде Эрнест почувствовал энергетику, которую он не ощущал в течение длительного времени. Несмотря на бомбардировки и ограничения в питании, он получил исключительный новый импульс. «В Испании во время всей войны я прекрасно спал ночами […], я был голоден, по-настоящему голоден, но чувствовал себя как нельзя лучше»[43], напишет он миссис Пфайффер в 1939 году. В конце 1937 года продовольствия в Мадриде стало не хватать, и, несмотря на свой статус, Хемингуэй, как и другие, часто довольствовался лишь супом из фасоли и несколькими ломтиками колбасы. Но гораздо больше его беспокоил общий упадок духа, о чем свидетельствуют следующие строки из рассказа «Мотылек и танк», написанного в 1938 году: «Шла уже вторая зима непрестанного обстрела Мадрида, все было на исходе – и табак и нервы, и все время хотелось есть, и вы вдруг нелепо раздражались на то, что вам неподвластно, например на погоду»[44]. Однако Эрнест уделял этому лишь весьма отвлеченное внимание, все его существо было посвящено делу, победе и активным действиям.

Он завел знакомства в 11-й и 15-й интербригадах, имел отношения с коммунистами и с анархистами среди солдат и в штабах, и это создало Эрнесту важную ауру, которой он пользовался, чтобы быть всегда в первых рядах, как, например, в Теруэле, в декабре 1937 года, во время захвата города республиканцами. Однако его энергия и безумная жажда деятельности подхлестывали его самомнение, и некоторые стали обвинять его в переоценке своей роли в войне, особенно после его выступления 4 июня, в котором он, справедливо или нет, назвал себя первопричиной появления в Испании американских добровольцев.

До победы франкистов в ноябре 1938 года Хемингуэй еще два раза бывал в Испании, в частности в Мадриде и Барселоне, где он наблюдал беженцев, спасавшихся из города. Будучи корреспондентом со стороны республиканцев, Эрнест не скрывал своих симпатий, но как писатель он стремился не осуждать, а пытаться понять, особенно массовые убийства, вина за которые ложилась на обе стороны. Хемингуэю нравилось, когда товарищи считали его полноценным солдатом, а не интеллектуалом, играющим в войну, но он оставался прежде всего писателем, которого кормит самый разнообразный опыт.

* * *