Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

Теодор Рузвельт – «Зеленые холмы Африки» – Дизентерия в Найроби – «Снега Килиманджаро» – Филип Персиваль – Мэри Уэлш – Авария у водопада Мерчисон

НАРЯДУ С РЫБАЛКОЙ И ЛИТЕРАТУРОЙ охота была одной из старейших и глубочайших страстей Эрнеста; она будет сопровождать его на протяжении всей его жизни и во всех его путешествиях, будь то в Испании, Франции, Вайоминге и даже в Венеции. В очень молодом возрасте он постигал с отцом тайны леса, граничащего с озером Валлун: владеть оружием, уважать дичь, понимать природу – все это были знания, которым он старался следовать на протяжении многих лет.

В 1933 году Хемингуэя начала немного утомлять коррида, которой он посвятил несколько лет своей жизни, чтобы написать «Смерть после полудня». И в постоянном поиске новых впечатлений он погрузился в тщательную организацию африканского сафари, в котором должны были принять участие его жена Полина и Карл Томпсон, его приятель по рыбалке и великий охотник.

Сафари, предпринятое Эрнестом, в частности в долине Серенгети, не имело ничего общего с маленькими беспорядочными охотами в Мичигане, где Эрнест стрелял куропаток и белок. У семьи Полины имелись средства, чтобы предложить им пребывание комфортное, если не сказать роскошное. Автомобили, носильщики, слуги, повара – все было предусмотрено, чтобы сделать жизнь охотников приятной, и вечером у костра Эрнест и Полина могли отдохнуть в тени акаций и попить виски в домашних халатах, любуясь пейзажем. Но самой большой роскошью этого сафари стал их гид, Филип Персиваль, один из самых знаменитых белых охотников в Восточной Африке, который в 1909 году сопровождал самого президента Рузвельта. Между Эрнестом и «Поп» Персивалем вмиг установилась дружба, так как оба, в дополнение к чрезмерному увлечению спиртными напитками, разделяли одно и то же видение охоты. Если Хемингуэй, вооруженный «пером», с трудом удерживался от нежелательных выстрелов, то с опасной дичью все обстояло по-другому: она, по его утверждению, требовала особой этики. В одной статье, опубликованной в «Эсквайре» в апреле 1934 года, Эрнест коснулся охотников, склонных к легкости: «Убить льва из автомобиля – это не просто незаконно, это подлый способ убийства одного из прекраснейших животных […] Вы будете лучшим охотником, если вернетесь из Африки без льва, чем если вы убьете его из безопасного автомобиля или из укрытия ночью, когда лев ослеплен прожекторами»[46]. Как и в корриде, привилегия нести смерть не дается без некоего нравственного чувства: убийство благородного животного требует благородства, и Хемингуэй находил его в трудностях. Льва нужно было еще заслужить, и сама охота стоит больше трофея, потому что «настоящий охотник бродит с ружьем, пока он жив и пока на земле не перевелись звери, так же, как настоящий художник рисует, пока он жив и на земле есть краски и холст, а настоящий писатель пишет, пока он может писать, пока есть карандаши, бумага, чернила и пока у него есть о чем писать». Тем не менее и охота не обошлась без досадных моментов, и Эрнест, ждавший новых подвигов и нового героического амплуа, был скорее разочарован своим первым львом, чем доволен: животное пало как-то вдруг, без борьбы, без реальной опасности, без драмы. Ощущения, предшествовавшие смерти, как скажет потом Эрнест, оказались весьма предсказуемы: возбуждение, дрожь, иногда даже страх, но к гордости приобщается печаль и даже стыд, если моральный кодекс не был в полной мере соблюден.

Однако Хемингуэю представится еще много возможностей доказать свое мужество и ловкость, и общая картина будет более чем достойной уважения: лоси, газели, антилопы всех видов, дикие цесарки, импалы, большие куду и гораздо более опасные носороги, леопарды, буйволы и львы. Несмотря на дизентерию и немного смешной дух конкуренции с Чарльзом Томсоном, Эрнест окажется явно доволен своим сафари, и у него будет много поводов для расслабления «очень счастливым после наступления темноты в полной безответственности победы».

* * *