В воскресенье все вроде бы выглядело так, словно я вполне преуспел в запугивании домочадцев Джаррелла. За завтраком вместе со мной за столом сидели еще четверо: Уаймен, Сьюзен, Лоис и Нора. Джаррелл уже успел позавтракать и куда-то уехать, Роджер отправился посмотреть на лошадей, а Трелла, насколько я понял, еще не вставала. Однако будущее выглядело не слишком многообещающим. Нора собиралась в церковь, а затем – на выставку Пикассо в Музей современного искусства, очевидно на весь день. Сьюзен тоже собиралась в церковь. Уаймен удалился на террасу с кипой воскресных газет. Итак, когда Лоис заявила, что хочет пойти погулять, я сказал, что тоже не прочь прогуляться, и спросил: нам по дороге или нет? Она ответила, что пока по дороге, ну а там видно будет. Лоис не пошла в парк, вероятно, из-за белок, поэтому мы прошвырнулись по улицам – Мэдисон и Парк-авеню. Через полчаса Лоис поймала такси и уехала на ланч с друзьями, имен которых не назвала. Я получил приглашение присоединиться, но понял, что мне, пожалуй, лучше вернуться и поискать объект для запугиваний. На обратном пути я позвонил Вулфу доложить о том, что произошло: ничего. Встретивший меня в прихожей Стек сообщил, что мистер Джаррелл ждет меня в библиотеке.
Джаррелл явно считал, будто у него есть новости, но они меня особо не впечатлили. Итак, Джаррелл провел час в клубе «Пингвин» со своим старым приятелем, или, точнее, старым знакомым, комиссаром полиции Келли, и тот клятвенно заверил его, что, хотя окружной прокурор и полиция сделают все возможное, чтобы убийца бывшего секретаря предстал перед правосудием, они не будут назойливо совать нос в личные дела Джаррелла. Уважаемые граждане заслуживают того, чтобы к ним относились с уважением, и так оно и будет. Джаррелл даже собрался позвонить Вулфу, чтобы рассказать об этом разговоре, и я ответил, что это отличная мысль. Однако я не стал добавлять, что, скорее всего, Вулф будет впечатлен даже меньше меня. Когда в полиции узнают о пропавшем револьвере, то выражение «назойливо совать нос в личные дела» превратится в пустой звук.
Я уединился в гостиной с купленной по дороге газетой узнать, что происходит в мире, включая последние новости об убийстве Эбера. Впрочем, я не нашел никакого упоминания о том, что новым секретарем Отиса Джаррелла оказался не кто иной, как человек Ниро Вулфа – его, так сказать, Пятница, Суббота, Воскресенье, Понедельник, Вторник, Среда и Четверг – прославленный детектив Арчи Гудвин. Кремер и окружной прокурор явно не собирались давать нам бесплатную рекламу, если и пока мы не были замешаны в убийстве. Типичный ограниченный подход узколобых людишек. Поэтому службе Вулфа по связям с общественностью, то бишь мне, нужно было срочно с этим что-то делать; кроме того, настало время бросить кость Лону Коэну. Итак, я прошел в свою комнату и позвонил Лону, о чем сразу же пожалел, поскольку он захотел получить кость с приличным шматом мяса. Не успел я положить трубку, как зазвонил зеленый телефон. Помощник окружного прокурора Мандельбаум приглашал меня прибыть в три часа дня в его офис для неофициальной беседы. Я ответил, что буду счастлив, после чего спустился вниз на ланч, который, как сообщил Стек, сегодня подавали в половине второго.
Ланч прошел не слишком весело, поскольку за столом нас было всего четверо: Джаррелл, Уаймен, Сьюзен и я. Сьюзен произнесла в общей сложности не больше тридцати слов. Например: «Мистер Гудвин, передать вам сливки?» Когда я, чтобы потрепать чьи-нибудь нервы, объявил, что мне нужно уйти в половине третьего на встречу в офисе окружного прокурора, Уаймен просто-напросто подергал двумя пальцами себя за тонкий прямой нос, но я так и не понял, следует ли расценивать этот жест как грубое оскорбление. А Сьюзен просто заметила, что частным детективам, должно быть, не привыкать к беседам с окружным прокурором, но лично она наверняка испугалась бы до потери пульса. Джаррелл ничего не сказал, но сразу после ланча отвел меня в сторонку и поинтересовался подробностями. Я ответил, что раз уж комиссар полиции обещал, что никто не будет назойливо совать нос в личные дела Джаррелла, то можно расслабиться и ни о чем не волноваться. Я лишь скажу Мандельбауму, что являюсь частью этих самых личных дел мистера Джаррелла, то есть буду держать рот на замке.