Уместно привести известную притчу о рассмотрении оруженосцем Дон Кихота, ставшим губернатором, жалобы об изнасиловании. Оскорбленная женщина на его суд притащила насильника за руку и требовала возмездия. Санчо выслушал обличительную тираду потерпевшей и уверения мужчины, что, когда он возвращался с базара, где продал свою корову, встретил эту женщину, но все было по взаимному согласию и никакого насилия не было. В компенсацию оскорбления женского достоинства он повелел скотоводу отдать женщине кошелек со всей базарной выручкой. Кланяющаяся благодарная просительница ушла, а Санчо предложил опечаленному ответчику догнать женщину и забрать кошелек добром или силой. Спустя недолгое время женщина вновь притащила ответчика, обвиняя его теперь в разбое. И гордо заявила, что, при всем старании, забрать у нее кошелек разбойник не смог, так как у нее легче душу из тела вытрясти, чем отнять кошелек. Вердикт был примечателен: «выкажи ты при защите своего тела хотя бы половину того воинственного духа и бесстрашия, какие ты выказала при защите кошелька, то и Геркулес со всею своею силою не мог бы учинить над тобой насилие. Убирайся вон, бесстыжая врунья и мошенница!» Прояви такую рассудительность современные следователи и судьи, не было бы и многосерийных шоу, где главной героиней стала Шурыгина.
В жизни встречается немало ее прототипов и последователей. Только раньше заявления о сексуальных преступлениях «на веру» не принимались и в них тщательно разбирались. И известный не только врачам, но и педагогам термин «гиперсексуальность» учитывался и следствием. В соответствие с требованиями уголовного закона считалось необходимым доказать, что подозреваемый не только желал совершения сексуальных действий, но и осознавал, что женщина их не желает. А утверждения заявительницы о применении насилия должны быть обоснованными и подтверждены доказательствами. И даже возбужденные дела прекращались еще на следствии.
По одному из уголовных дел, подозреваемый на вопросы, знал ли он что девушка несовершеннолетняя, и говорила ли она «не надо», ответил утвердительно. Его утверждение, что в Саратове нет проблем «снять» несовершеннолетнюю, впечатления на меня не произвело. А вот следующая фраза заставила задуматься: «Сколько было у меня женщин, я не подсчитывал, но могу сказать, что только одна не пыталась возражать. А остальные говорили: „не надо“, но ни одна об изнасиловании не заявляла».
А ведь это вполне объяснимо: ведь доступная женщина не только не может рассчитывать на длительные отношения, но и вполне может получить в ответ оскорбления и презрение. Поэтому необходимо детальное выяснение, а не были ли возражения и сопротивление традиционным элементом прелюдии к близости, «положенным» порядочной девушке (женщине)? было ли применено насилие в реальности? Физическое насилие обязательно оставляет следы, а угрозы им должны быть реальны. Психологическое насилие обязательно должно быть конкретизировано и быть значимым для потерпевшей.
Особое внимание уделяется посягательствам на несовершеннолетних. Но не достижение возраста 16 или даже 14 лет совсем не означает самого посягательства и достоверности показаний. А ответственность за дачу ложных показаний в этом возрасте исключается. И был даже парадоксальный случай заявления о вымышленном дерзком групповом изнасиловании, и мне это удалось убедительно доказать (раздел «А еще был случай», очерк «А мальчиков… не было»). А в Москве шестиклассница написала заявление в полицию о том, что стала жертвой группового изнасилования. Судебно-медицинские эксперты осмотрели девочку и не нашли на ее теле и половых органах никаких повреждений. А родственница шестиклассницы пояснила, что видела школьницу как раз после предполагаемого изнасилования – девочка улыбалась, одежда на ней была цела. Родные также вспомнили, что в год назад девочка уже рассказывала им эту историю. Ребенка тогда отвели к гинекологу, но врач также не нашел следов изнасилования («Московский комсомолец» от 8.01.2021 «В Москве 13-летняя школьница рассказала об изнасиловании пятью мужчинами»).
Добрачные сексуальные отношения редкостью не являются. И возлагать за них ответственность только на мужчину нельзя. Тем более квалифицировать их как изнасилование. К сожалению, односторонность и необъективность стали характерны при расследовании. Критически к показаниям заявительниц относиться перестали даже тогда, когда для этого есть все основания.