В Балашове за изнасилование к длительному лишению свободы были приговорены трое молодых парней. На следствии несовершеннолетняя потерпевшая «вспомнила» про четвертого, и на очной ставке с ним настаивала на этом. По её показаниям, после первого изнасилования в парке, другой парень повез её на мотоцикле покататься и поговорить, вывез на берег Хопра, также совершил насильственный половой акт и возвратил обратно. И еще дважды ее вывозили на берег на заднем сидении мотоцикла «поговорить», и совершали сексуальное насилие. Четвертым был владелец мотоцикла, что вполне объяснимо – давал мотоцикл покататься, и сам решил с девочкой прокатиться.
В суде её подружка с детства показала, что в один из таких выездов «обеспокоенная её долгим отсутствием, позвонила ей по телефону и услышала, что „все нормально, скоро вернусь“. Затем вернулась, была веселая. После парка они ещё сидели на лавочке. Она не догадывалась, что с ней случилось». Это, напомню, после четырех (!) насильственных половых актов. Кстати, ни гинекологу, ни бабушке девушка так и не могла сказать сколько же парней: 3 или 4 имели с ней близость. Четыре изнасилования следствие посчитало «перебором» и ограничилось тремя. А чтобы несостоятельность обвинения не бросалась в глаза, эпизоды были разделены на самостоятельные, и направлены в суд по отдельности. Да, мотоцикл и потерпевшая одни и те же, но ведь квалифицирующий признак «группой лиц» не вменяется.
Что же упорно и сознательно игнорировалось и «не замечалось» следствием? Материалы дела и «технология» следствия мне известны, так как довелось защищать четвертого «насильника» (обвинение ему не было предъявлено) и знаком с жалобами коллеги, обжаловавшего приговор (дело даже запрашивалось Верховным судом для изучения).
Да, девушка была нетрезвой, но степень опьянения, вопреки её уверениям, не была чрезмерной. На дискотеке она «зажигала» эротическим танцем и хорошо расслабилась напоследок – на следующий день за ней приезжал отец. Это нетрезвое состояние не препятствовало ей вполне самостоятельно садиться на мотоцикл сзади водителя и крепко за него держаться. Да сильно пьяную парни возить не стали бы: руки рулем заняты и девушку от падения никак не удержишь. Они же прекрасно представляли последствия падения с мотоцикла. Следователя совсем не смущало отсутствие на её теле следов физического насилия от совершения четырех (!) насильственных (!!) половых актов, и совершенно не интересовало явное несоответствие её поведения утверждениям о насилии. Ведь естественная реакция после сексуального насилия – уйти с места его совершения. А уйти было с кем, рядом подружка детства. Боялась огласки? Неубедительный лепет. Ведь достаточно сказать, что тошнит от выпитого, испортилось настроение, и хочет домой. И какой огласки опасаться, если она в гостях и на следующий день уезжает?
А уж после насилия тут же общаться с представителями противоположного пола? И уединяться с другим парнем для «разговора»?! Предположим, что другой парень ей нравился, и она полагала, что прогулка на мотоцикле ограничится разговором. Почему не задается простейший вопрос: о чем она предполагала разговаривать? И опять сексуальное насилие. И вновь согласие «на разговор» с поездкой на мотоцикле??? Плохо ориентировалась в происходящем? И осмысленно разговаривала с подружкой, затем с бабушкой по телефону? И после, пусть «только» трехкратного изнасилования, быть веселой настолько, что подружка детства ни о чем не догадалась? Просьба к своей бабушке разрешить переночевать у подружки, а фактически уже принятое ею такое решение, вполне объяснимы. Но бабушка пришла за ней и забрала домой. «Своей бабушке она не стала сразу ничего рассказывать, так как та кричала на нее в тот вечер. Утром бабушка стала спрашивать, что произошло, но она ничего не помнила, и у нее просто не хватило смелости на это. У следователя она стала постепенно вспоминать всё происходящее с ней» (из приговора). Странная, однако, амнезия.
Бабушка показала, что внучка была вся взлохмаченная, на расспросы нагнула голову, сказав, что ничего не помнит. Она предположила, что было изнасилование и утром настояла на поездке в больницу. Гинеколог сказала, что было изнасилование в задний проход. У внучки началась истерика, она кричала и толком ничего не говорила. Она должна была уезжать в этот день, за ней приехал её отец и они обратились в полицию (из протокола судебного заседания).
Фактически девушка была поставлена перед необходимостью в реабилитации собственного поведения, которое она не смогла скрыть. Такое поведение по делам об изнасиловании совсем не редкость. Когда скрываемая интимная близость (и даже устойчивая связь) становится явной и компрометирует женщину, единственным оправданием является заявление: «он силой взял!»
Пикантная подробность: девушка осталась девственницей (опера с усмешкой вспоминали, как подростки рассказывали о её согласии на любой вариант секса, кроме нарушающего девственность).