Есть!

Ира была уверена, что он ещё и язык бы Пекину показал, если бы его что-то не отвлекло. Инцидент исчерпан – расстроенный Пекин ощупывал зашибленное бедро, девушка в очках повернула плакат лицом к себе, а Ира вдруг явственно увидела, как их компания выглядит со стороны. У неё был этот дар – наблюдать себя на расстоянии, и почти всегда это было кошмарное зрелище. Ей стало так стыдно, будто бы лично она затеяла этот глупый пикет! Объясняться с товарищами Ира не стала, а по-детски бросилась прочь. Наверняка, её глупый побег наблюдали с верхних этажей все сотрудники кулинарного канала, но Ире было всё равно – пусть даже над ней хохочет сама Геня Гималаева! Главное было – убежать отсюда: хоть куда, в любом направлении… Она чуть не сбила с ног незнакомую девушку в зелёном пальто. Если бы Ира смотрела старое кино, она сразу поняла бы, на кого хочет походить эта девушка вместе со своим пальто. На юную Катрин Денёв из «Шербурских зонтиков».

– Всё в порядке, – вежливо сказала «Катрин», когда Ира, на взводе и навзрыд, принялась перед ней извиняться. – Я видела вас на крыльце. Скажите, вы не любите весь канал «Есть!», или вам несимпатичен какой-то конкретный ведущий?

Вот так Ира познакомилась с Катей Парусовой. Катя согрела заледеневшее сердце Иры Николаевой, научила её правильно сосуществовать с родителями и даже подарила первую в жизни юбку. Родители Иры полюбили Катю как ещё одну свою дочь, и в день, когда Ира бросила свой ракетный факультет и устроилась на телеканал «Есть!», не ругались, а ликовали. Вначале Ира Николаева работала ассистентом Пушкина, потом – стала личной помощницей Гени Гималаевой, её незаменимой, бесценной Иран. И хотя с того давнего мартовского пикета прошло больше пяти лет, Ира всё никак не решалась спросить у Еки: специально ли та ждала её за углом в тот день, или же удачно распорядилась полученными от судьбы картами?

В чём Иран не сомневалась, так это в том, что, задумай Катя провести пикет канала «Есть!», у неё это получилось бы намного убедительнее, чем у злосчастного Пекина. «Не надо торопиться», – говорила Катя, и по-ленински веско добавляла: «Мы пойдём другим путем».

Глава тринадцатая,

посвящённая власти имён, космосу, а также соперницам и отдельно взятой судьбе отдельно взятого человека

12 апреля 1961 года каждый житель планеты Земля занимался своим делом: летел в космос, впервые целовался, строил козни, умирал, рождался, врал родителям, покупал джинсы, брал взаймы, чинил машину, – и никого из жителей этой планеты не волновала судьба двадцатисемилетней Марины Дмитриевны Карачаевой, доставленной в районный роддом нашего города в карете «скорой помощи». Скорый врач, ещё не старый, конопатый и рыже-розовый, как гриб-волнушка, всю дорогу лечил роженицу скабрёзными анекдотами, так что в приёмный покой Марина Дмитриевна прибыла в абсолютно раздраенном – как физически, так и душевно – состоянии. Дежурная акушерка тоже не стала изображать из себя ангела, а напустилась на бедную Марину Дмитриевну с адскими, раз уж у нас тут пошли такие аналогии, воплями. Причиной воплей стало, во-первых, то, что Марина Дмитриевна не взяла с собой карту беременной, а во-вторых, то, что акушерке не терпелось сдать дежурство и отметить полёт Гагарина, который сегодня праздновал весь мир.

Съёжившись, как под обстрелом, придерживая тугой и жёсткий, словно бы в любую минуту готовый выстрелить живот, бедная Марина Дмитриевна понимала, что акушерке надо дать прокричаться, и что лишь после этого можно будет закричать ей самой.

Акушерка действительно прокричалась – последними её словами стали спокойное и даже философское: «Рожають, сами не знають, для чего и от кого». Увидев долгожданные слёзы на ресницах роженицы, акушерка сдулась, как проколотая шина, и вздохнула:

– Ну ладно, что с тобой сделаешь… Сейчас доктор придёть. Эй, погоди, ты что, уже рожаешь? Так что сразу не сказала, с картой какой-то приставала! Василь Святославыч! Василь Святославыч! Тут женщина уже это самое!.. Уже головка видна!

Роженица тянула единственную ноту «ля-я-я-я-я», пропевая ее, впрочем, как «у-у-у-у-у-у». Василь Святославыч, на ходу дожёвывая пирожок с зелёным луком и яйцом, мчался в приёмный покой, где уже почти явился на свет первый и единственный ребёнок Марины Дмитриевны Карачаевой.

Он родился под бодрую ругань акушерки и ласковые пришепётывания врача, в передних зубах которого застрял кусочек зелёного лука: Марина Дмитриевна видела его мучительно чётко. Синий громкий младенец возопил за несколько минут до полуночи.

– Записываем двенадцатого, – сказала акушерка, и строго глянула на потную Марину Дмитриевну. – Придумала, как назовёшь?

– А чего тут думать? – влез весёлый доктор. – В такой день родился – будет Юриком!