Накануне концерта в филармонии дирижёр призвал к себе Евгения и, отчаянно стараясь выглядеть настоящим мужчиной (а не деятелем искусств), спросил: что у него там происходит с коллегами женского пола? Знает ли он, как важны в коллективе здоровая атмосфера и честное сотрудничество? Евгений ласково отщёлкнул пушинку с дирижёрского рукава – ему, честное слово, не о чем волноваться! Да, завязался определённого сорта дуэт с кларнетом, но арфа тут – всего лишь общая подруга, так что Дирижёр Дирижёрыч может спать спокойно. Никаких треугольников не было и не будет! Дирижёр Дирижёрыч вздрогнул, представив, что сюда вольётся ещё и «треугольник» – Альбина Длян, но вскоре понял, что Евгений имеет в виду не музыкальный инструмент, а любовную фигуру. И потому успокоился, как и советовал ему виолончелист, разве что подёргал себя пару раз за тот самый рукав, на котором висела давешняя пушинка…
Марина сразу поняла, что Блудов выбрал её, а бедная Берта выбрала его, и теперь ей всё равно придётся кого-то потерять, потому что в таком неловком виде они трое не удержатся на плаву. Кто-то обязательно потеряет равновесие и полетит вниз, обрушив хрупкую конструкцию.
Берта отказывалась верить, что подруга и виолончелист слились в дуэте, но потом, прозрев, стала впервые в жизни несчастной. Горе обрушилось на белые Берточкины плечи, лишь в некоторых местах скудно присыпанные веснушками – как паприкой.
Как же так, спрашивала Берта у маман, почему она не предупредила дочь, что будет так больно? Маман, надо вновь отдать ей должное (ей весь город, кстати, был по гроб жизни чем-нибудь обязан и кое-что должен), грустила недолго, быстро мобилизовав и себя, и Берту.
– Мужчина нам не нужен, – доказывала маман, но дочка впервые в жизни отстегнулась от множественного числа и сказала, что маман может решать за себя и дальше, а Берта разберётся со своими проблемами сама. Говоря всё это, дочь, как в детстве, грызла смоляной веничек косы, и мать шлепнула её за это по губам – тоже как в детстве.
– Нужен – отбей! – веско сказала маман, и так зыркнула на бедную Берту, что та моментом отбросила за спину обслюнявленную косу. Отбить – почему ей самой не пришло в голову?.. Подруга – ну и что? Сколько таких случаев в литературе, в кинематографе!
…Отбить – как кусок свинины – зверским молотком с деревянной ручкой…
Евгений будто бы ждал этого: топорно состроенные «глазки» Берты отозвались в виолончелисте такой эмоциональной бурей, что Марину вместе с её кларнетом отнесло за дальнюю кулису. Она в то время уже была беременна Юриком. Имя ему, правда, ещё не придумали – это, как мы помним, сделали за Марину значительно позже чужие люди.
Сидя в роскошной палате с невесткой и внучкой, Марина Дмитриевна отчаянно старалась не вспоминать, как застала Берту с Евгением. Арфа и виолончель – громадные инструменты, а кларнет рядом с ними совершенно теряется. Высокая, статная (жирная! – мстительно думала теперь Марина Дмитриевна) Берта уместно смотрелась рядом с крупнокалиберным Евгением, а вот Марина была ему, если честно, слегка не по размеру. И Юрик родился очень крупным мальчиком, весь в папочку.
Вот он, Юрик, обнимает своих девочек – большую и маленькую в руках большой. И пусть прошло столько лет, Марина Дмитриевна всякий раз удивляется: как точно отпечатался Евгений в их сыне! Вечное фото на память, которое тебе будут показывать, не спрашивая, – хочешь или нет.
Юрик Карачаев с детства накрепко усвоил: если хочешь добиться успеха, надо внимательно следить за Павлушей Дворянцевым и дублировать все его жизненные повороты. Марина Дмитриевна быстро поняла, что Юрик зачарован Бертиным сыном: тот был младше Юрика на целый год, но первым научился разговаривать… И до сих пор не может… замолчать, – с ненавистью думала Марина Дмитриевна. Она терпеть не могла Павлушу – с первых беззубых улыбок возненавидела его, как мачеха из народной сказки. Это ж надо было прекратить женское и профессиональное соперничество, чтобы потом со всей силы рухнуть в материнское! И теперь Берта могла гордиться: пусть она не удержала при себе Блудова, зато как мать состоялась на двести процентов!