Есть!

Удержать Евгения не удалось ни арфе, ни кларнету – отметившись в обоих случаях, он устал носить в себе сразу и чувство вины, и чувство досады. Ещё и Берта вместе с маман напирали на него с южной силушкой: Женя, женись! «Дядя Женя всех поженит, переженит, выженит». В одно туманное утро, начавший от стресса поспешно седеть с висков и лысеть с затылка, Евгений написал сумбурное заявление и положил его на стол Дирижёр Дирижёрычу. Дирижёрыч заявление подписал – животика, которым с недавних пор обзавелась маленькая кларнетисточка, он попросту не заметил. Решил, что девушка всего лишь немного растолстела – в театральном буфете отменно кормили. Если б заметил, думал потом Дирижёрыч, можно было бы вызвать Блудова на товарищеский суд, но вообще Виолончель с Арфой и Кларнетом сами во всём виноваты. Дзеньг! – ударила в тарелки Альбина Длян. Евгений перевёлся в оркестр далёкого города и женился там на ничем не приметной, но надёжной, как будильник, бухгалтерше из театра музыкальной комедии.

У нас же мчалась к финалу – летела на всех парах! – музыкальная трагедия. Как ни хотелось бы автору назвать Бертиного сына и отпрыска Марины Карачаевой сводными братьями, на самом деле к Павлуше Блудов никакого отношения не имел. Берта даже матери не призналась, от кого забеременела, и та в конце концов, отскрипев положенное, сдалась, признав за «плодом великой страсти» право на существование. Берта так никому и не рассказала, кто был на самом деле отцом Павлуши, и мы не станем нарушать её тайну, как бы ни относились к нашей – ныне весьма преклонного возраста и сквернейшего характера – арфистке. И царское отчество «Николаевич» ничего не подскажет – героев с таким именем у нас нет.

Марина Дмитриевна долгое время считала, что Павлуша и Юрик – братья-погодки, и, как гаремная жена, высматривала у чужого дитяти врождённые грехи и недостатки. К несчастью Марины Дмитриевны, Павлуша с детства был чудо-мальчик, придираться к которому становилось всё труднее год от года. За глаза Марина Дмитриевна всё равно называла Бертиного сына Павликом Морозовым, однако на людей современных эти её злобные аллюзии не производили никакого впечатления по причине коллективного исторического склероза.

Юрик же прилип к Павлуше, как жвачка к волосам. (Кстати, однажды он в самом деле засадил себе в шевелюру здоровенный шмат бабл-гама, и Марине Дмитриевне пришлось отстригать канцелярскими ножницами прядь за прядью.) Он даже в школу согласился идти на год позже, восьми лет, лишь бы учиться в одном классе с Павлушей. И вскоре Марина Дмитриевна окончательно убедилась в том, что сын не станет Гагариным в высоком, космическом смысле своего имени, а будет ступать по уже протоптанным Павликом следам. В третьем классе Дворянцев решил стать отличником, и Юрик немедленно взялся за учёбу, сопел и почёсывался над книгами, хотя на улице звенела тёплая осень. Павлуша начал учить немецкий язык – и Юрик попросил у мамы найти ему дойче репетиторшу. Павлуша влюбился в Еленочку Нестерову – и Юрик женился на ней, когда с Павлушей у них всё расстроилось, – потому что не верил, что всё расстроилось окончательно. Пожалуй, лишь эта женитьба и рождение девочки Лизы стали отличием Юрикова пути от той дороги, которой шёл Павлик.

С Бертой – оплывшей с годами и теперь уже соперничающей габаритами со своей арфой – Марина Дмитриевна встречалась только на родительских собраниях, где все учителя искренне хвалили Павлушу и поневоле вынуждены были отдавать должное Юрику. Дамы кивали друг другу, усаживались в разных концах класса и вперивались глазами в училку.

Карьерный взлёт Павлуши Дворянцева начался в тот год, когда он бросил науку – Марина Дмитриевна узнала о том, что он ушёл из университета, от своей подруги, преподавательницы. Юрик быстро нагнал друга: деньги легко шли к нему и охотно оседали в карманах. Честно говоря, Марине Дмитриевне не за что было ненавидеть Павлушу: сын перенимал от него только самое лучшее.

Маман Дворянцева умерла в глубоченной старости, толстая Берта в охотку давала уроки музыки, а Марина Дмитриевна проводила свои дни в путешествиях и прочих удовольствиях, недоступных её нищей юности. Особенно полюбилась Марине Италия.

Однажды в Модене бывшая кларнетисточка познакомилась с внимательной русской девушкой, которая обслуживала её в ресторане. Девушку звали Катя, она была родом из нашего города, училась на повара и подрабатывала официанткой. Катя так внимательно слушала Марину Дмитриевну, что та рассказала ей о своём сыне. Юрик, с гордостью говорила Марина Дмитриевна, тоже работает в гастрономической области; если вы захотите, я вас познакомлю! Катя прикладывала ладонь к груди и трогательно моргала. Конечно, она хочет! Очень хочет!

В тот день Марина Дмитриевна говорила о Юрике с особенным наслаждением, упиваясь тем, что ей не нужно упоминать Павлушу Дворянцева. В её рассказах сын всего добился сам.