Естественная история

Античность выработала жанр научной литературы, в котором легко совмещались природоведческие и гуманитарные сюжеты, получивший название «истории» (ἱστορία). У Аристотеля этот термин служил «для обозначения описательной науки, материалом для которой служат данные наблюдения и факты, сообщенные другими лицами». В этом смысле труды Гекатея и Геродота были типичными «историями». Противоположностью «истории» была наука, основанная на доказательствах (ἐπιστήμη)…» [6. С. 452]. По-видимому, такие произведения, как «физика» или «О частях животных» можно отнести к «эпистеме», чего нельзя сказать о труде Плиния, уже в заглавии которого фигурирует слово «история»[5361]. Но не следует спешить с аксиологическими выводами — в историконаучной перспективе «история» представляет не меньший интерес, чем «эпистема». Античная наука, построенная на доказательствах, виртуозно владея логикой, могла объяснить любой факт и концентрировала свое внимание не на факте, а на его объяснении, как это видно на примере Аристотеля [см. 11]. Но эта виртуозность и изобретательность в объяснениях была чревата всеобъясняемостью и дискриминацией фактов, не вписывающихся в логическую схему в рамках «эпистемы». Напротив, «история» проявляла обостренный, подчас наивный интерес к любому факту, потенциально представляющему научную ценность. Что же касается «Естественной истории», то в ней делается попытка все эти разнородные факты и явления систематизировать и даже ведется полемика с такими способами их объяснения, которые вступают в противоречие с принципами этой систематизации. Труд Плиния — это уже не история» досократовской поры — в ней так или иначе учтен опыт всей классической и эллинистической науки древности.

«Естественная история» обнаруживает родство не только с греческой научной, но и римской литературной традицией. Это естественно, ибо Плиний — страстный патриот, в частности убежденный в том, что современная ему греческая наука легкомысленна и только римляне способны писать серьезные научные труды (Ест. ист. Предисл. 24). Т. Кевес-Цулауф указывает на родство плиниевского сочинения с римскими сакральными текстами, обращая внимание на то, как формулируются отдельные обобщающие суждения Плиния, и прежде всего на схожесть предисловия-посвящения императору Титу с текстами посвящений богам [18]. Эти параллели очевидны. Но при этом следует помнить, что сакральный оттенок активно присутствовал во всех областях частной и общественной жизни римлян, и его наличие тем более не удивительно в литературной деятельности такого официального лица, приближенного к императору и обязанного содействовать распространению его культа (Ест. ист. II. 5) [7. С. 180]. Тем не менее «Естественную историю» нельзя рассматривать как сам по себе сакральный текст, обожествляющий Природу и императора. Речь может идти только о композиционных и стилистических параллелях, о литературном, риторическом приеме.

Сама риторика, генетически связанная с римской сакральной практикой[5362], является неотъемлемым элементом плиниевского текста. Каждая книга «Естественной истории» открывается предисловием — проэмием, написанным в чисто риторическом стиле, и при изложении материала Плиний нередко прибегает к декламациям, сентенциям, поэтическим метафорам, антитезам, игре слов и другим риторическим приемам. Да и задачи своего труда он определяет в значительной степени как чисто литературные: дать новое звучание давно известным вещам (vetustis novitatem dare), обыденным вещам придать блеск (obsoletis nitorem), отталкивающие сюжеты сделать привлекательными (fastiditis gratiam). Однако не следует рассматривать это произведение как полностью риторическое[5363]. Напротив, Плинию хотелось бы отмежеваться от современной ему риторической литературы, доставляющей удовольствие, но бессодержательной (Ест. ист. Предисл. 12). Он также обращает внимание на то, что в его сочинении «для большинства предметов применяются слова либо деревенского обихода, либо чужеземные, даже варварские…» (Предисл. 13).