Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Вейнберг констатирует: в лице своих наиболее ярких светил «изящная литература XIX века шла об руку с философским движением этого времени, с эстетическими потребностями все более развивающегося умственного общества, с политическим и социальным движением человечества» (182). И это не было в устах автора всего лишь «общим местом». Развитие литературы действительно рассматривается им в тесной связи с достижениями и инновациями эстетической мысли в тот или иной период. Вместе с тем у данного автора нет столь обычного для иных ценителей «изящного» высокомерного пренебрежения социально-политической конкретикой своего времени. Наиболее значительные события гражданской истории XIX века постоянно присутствуют на страницах очерка в качестве детерминант соответствующих сдвигов в общественном и художественном сознании. Историзм как принцип авторской методологии проявился и в целенаправленном прослеживании им «поступи истории» – смены столетий, выявлении преемственных связей и качественных различий между ними (в первую очередь между веками XVIII-m и XIX-м). Вейнберг не обходит молчанием и крупнейшие революционные потрясения в Западной Европе накануне и в течение обозреваемого периода: Великую французскую революцию 1789–1794 гг., исторические события 1830-го и 1848-го годов. Правда, «полная необузданность» проявления революционного элемента изображается как негативная крайность; кроме революционных надежд и свершений берутся в расчет и не оправдавшие себя прогнозы, горькие разочарования. В качестве же выразителя общего духа совершающихся перемен в очерке неизменно соприсутствует пытливая философская мысль, развивающееся философское сознание эпохи. (Это тем более заслуживает упоминания и одобрения, что специальный очерк о развитии философии в XIX веке в книге, как уже отмечалось, отсутствует).

Из художественных направлений литературы XIX века главное внимание в очерке уделено не реализму (как можно было ожидать), а романтизму. Корни романтизма, по убеждению Вейнберга, следует искать еще в предыдущем столетии. XVIII век передал своему преемнику ряд грозных противоречий и проблем, которые надлежало решать: «борьбу между мыслящим человеческим духом и внешними условиями, борьбу между натурою и уродливыми проявлениями цивилизации, борьбу политической свободы и национальной независимости с грубым деспотизмом» (168) и т. д. XIX век все эти проблемы все резче и настойчивее выдвигал на авансцену истории. И чем труднее шел процесс их разрешения, тем проблематичнее становилась реализация возвышенных идеалов, тем больше нарастали чувства разочарования и усталости, тем глубже становилось ощущение раскола мира и разлада в человеческой душе.

Живым воплощением эстафеты идей от XVIII века к XIX-му послужил, по мысли Вейнберга, Гете. Но Гете, «умевший усмирять диких демонов своей души» (162), был слишком здоровой натурой для выражения тревожных настроений и дисгармоний уже нового века. Их глубоким, человечески и художественно адекватным выразителем мог стать и стал только Байрон.

Вейнберг подчеркивает, что романтизм как литературное направление и этап эстетической мысли был явлением чрезвычайно широким, неоднородным. В глубинной своей основе его эстетическая программа антиномична. В ней фантастика так или иначе соположена с реальностью; чувство, страсть находят свою антитезу и дополнение в рассудке; самый безотрадный пессимизм соседствует с пафосом борьбы и протеста, с мощной силой духа. Смещения акцентов в ту или другую сторону составляли реальную подоплеку многообразия течений внутри романтизма и их борьбы между собой. Подобная полиморфность, многоплановость позволяла романтизму длительное время оставаться живым, неустоявшимся, динамичным явлением. И все же, несмотря на столь разветвленную корневую систему, на столь богатое цветение и плодоношение, кризис романтизма и его историческое отрицание, считает очеркист, были предопределены. Романтизм был, по его убеждению, слишком уж, чрезмерно болезненным искусством.

У Вейнберга мы не найдем той упрощенной схемы художественного развития, которая имеет еще хождение в некоторых историко-литературных работах и в наши дни, согласно которой «реализм пришел на смену романтизму», «пришел раз и навсегда», и точно так же «романтизм навсегда уступил реализму роль лидера художественного развития». У очеркиста книги «XIX век» взаимосвязь и взаимодействие литературно-художественных направлений представлены в гораздо более сложном и диалектичном виде. По Вейнбергу, романтизм и реализм возникли и продолжали существовать в общем поле художественных исканий и ответов на вызовы времени; их всегда связывали не только отношения борьбы, но и взаимопереходов, взаимопересечения, взаимодополнения. Нечто итоговое, определенное и устоявшееся сложилось лишь во второй половине века, и оно по своему характеру могло быть только интегративным, только синтетическим.