Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Впрочем, теория концептуализма в её аутентичном виде не требует заведомо интеллектуальной односторонности. В концептуальном искусстве, как и во всём постмодернизме, присутствует элемент антиномичности. Рациональность, логичность замысла дополняется абсурдом, шаржированностью его виртуального воплощения. Часто в этой полярности таится глубокая ирония[399]. Поскольку это так, концептуальное искусство не превращается в разновидность рассудочной деятельности. В принципе оно сохраняет способность выражать и вызывать целостные, синкретичные эмоциональные и эстетические состояния субъекта. (Ирония, кстати, одно из фундаментальнейших эстетических понятий). Здесь оно причастно к сфере собственно искусства.

Второе. Авангардный, инновационно-экспериментальный слой не только противостоит основному корпусу искусства (на чём акцентируют внимание представители радикальной нонклассики), но и многообразно связан с ним, прежде всего генетически. Так, прообразом поп-арта 50-х – 60-х годов считают реди-мейды (ready-mades) М. Дюшана. Современный концептуализм по накалу отрицания классических форм творчества родственен дадаизму, давно ставшему достоянием истории. Иногда корни или аналоги авангардных художественных явлений обнаруживаются в архаических пластах культуры. Таким образом, художественный авангард, это «искусство переднего края», актуализирует связи с искусством давно прошедших десятилетий и целых эпох. Поэтому считать авангардные течения «неотвратимыми могильщиками» всех прежних художественных стилей и форм искусства было бы неоправданной крайностью.

Третье. Теоретики радикальной нонклассики постоянно указывают на случаи, когда в общее понятие искусства, разработанное эстетиками, философами, с трудом укладывается какой-либо конкретный факт искусства. Такие случаи имеют место. Но критики «традиционализма в эстетике» часто умалчивают о том, что философско-эстетические категории и понятия имеют предельный уровень обобщённости, научной абстракции. Умалчивают о том, что существует ещё целый ряд теоретических и практических дисциплин, которые тоже должны принимать участие в объяснении смысла, значимости конкретного художественного явления. Сюда относятся искусствознание, литературно-художественная критика, психология, история, социология, культурология, этика, религиоведение и ряд других областей знания. Таким образом, ответом на ядовитые эскапады «антитрадиционалистов» должно быть, по логике вещей, укрепление связей эстетической теории со смежными искусствоведческими, социальными и философскими дисциплинами, а отнюдь не отказ от поисков определения понятия «искусство», от развития его обобщающей теории.

И ещё одно методологическое замечание. В связи с попытками изучения искусства в ракурсе психологии часто возникают невольные опасения. Например, такого рода: «Не претендует ли психология подменить собой в объяснении природы искусства другие дисциплины – философию, эстетику, историю и теорию искусства, культурологию?» Такие сомнения высказывались в прошлом не раз, и часто они были небеспочвенными. Но ныне активность психологической науки в этом отношении введена в определённые границы. При корректном психологическом подходе предметом научного рассмотрения становится не весь многосложный феномен искусства, а только определённый его аспект.

Случается слышать и такое: «Психологические аспекты искусства (творчества, восприятия) чаще всего не наблюдаемы непосредственно, они изучаются по косвенным свидетельствам. Это создаёт возможность для проникновения в теорию искусства недостоверных данных, субъективных оценок, невольных искажений и т. п.». (Как «защита» против угрозы субъективации искусства и эстетики, в отдельные исторические периоды верх берут тенденции, называемые «антипсихологическими»).

Ответ на эти опасения и возражения должен быть такой. Психология прошла исключительно долгий путь становления – от аристотелевского протопсихологического трактата «О душе» до формирования психологической науки как самостоятельной дисциплины во второй половине XIX века. Современная психология руководствуется общенаучными критериями объективности познания. Она располагает достаточными средствами для преодоления возможных субъективных искажений как эмпирического, так и теоретического характера.

Что касается оппозиции «психологизм – антипсихологизм», то эти две противоположные тенденции никогда не уничтожают друг друга до конца, но лишь временно получают преобладание одна над другой, с перспективой возможного сдвига в противоположном направлении. Причём впадения в крайности, перегибы возможны как со стороны субъективированного психологизма, так и со стороны обездушенного антипсихологизма.