Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

В психологическом плане, после нескольких десятилетий или даже столетий «имперского тоталитаризма», столь четкий акцент на изначальности и неприкосновенности индивида кажется объяснимым и понятным. И, тем не менее, для человека русской культуры сахаровский приоритет звучит непривычно и странновато. Индивид ведь – феномен небеспредпосылочный, он так или иначе укоренен в некотором социальном целом, опосредующем связь между отдельным человеком и человечеством. Указание на такую связь напрашивается само собой, оно вытекает из самой сути дела. Но комментатор и сторонник сахаровского проекта Баткин считает подобное излишним, ибо: «… всякая национальная, групповая принадлежность есть часть индивида, одна из пригодных или свободно выбранных им характеристик, потребностей, целей». Это касается всех коллективных образований и феноменов, вплоть до «интересов общества в целом»[574]. Удерживая в памяти этот характерный момент, продолжим наш анализ далее.

Статья 3-я Сахаровской конституции гласит: «Европейско-Азиатский Союз опирается в своем развитии на нравственные и культурные традиции Европы и Азии и всего человечества, всех рас и народов»[575]. Это – декларация. Фактически же в дилемме «социалитет/личность», коллективизм/персонализм» приоритет отдается западной традиции. Л. М. Баткин не считает нужным скрывать это. Если в СССР акцент обычно делался на социально-экономических правах индивида, пишет он, то Сахаров ставит во главу угла «личные свободы, выкованные в западном мире»[576]. В том же ключе комментатор говорит о «сахаровской… новоевропейской иерархии ценностей» – «но, конечно, не им созданной… а лишь всецело воспринятой умом и сердцем»[577]. (Как тут не вспомнить киплинговское: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись»…)

В политической конституции, по словам Баткина, обязательно должна быть сформулирована надполитическая, всечеловеческая, гуманистическая цель. У Сахарова эта цель, как мы помним, «счастье, полная смысла жизнь всего народа». Но что составляет смысловую полноту каждого отдельного, индивидуального существования? Согласно Баткину, это «не что иное, как культура»[578]. Стало быть, индивидуальное самоосуществление в сфере культуры (или в рамках, пределах культуры) и есть счастье, цель жизни как отдельного человека, так и всего народа.

Как будто, верно. Но позволю себе не во всем согласиться с этим.

От счастья личного самоосуществления до счастья реализации сверхличных, общенародных целей – дистанция немалого размера. Спросим себя: кем бы остался в истории сам академик А. Д. Сахаров, занимаясь исключительно теоретическими проблемами атомной физики? Счастливым ученым, успешно реализовавшим свой талант, свое главное призвание, – это несомненно. Да, так бы оно и было – если бы в гиперкритических обстоятельствах тогдашнее государство не привлекло его к проекту создания отечественной водородной бомбы. Что в итоге обеспечило народу нашей страны военный паритет с США, безопасность на долгие годы, а для всего человечества – уменьшение угрозы ядерного апокалипсиса. Самому Сахарову сотрудничество в те годы с государством принесло славу не только выдающегося ученого, но и гражданина. (Сахаров, как известно, трижды Герой Социалистического Труда).

В философской науке признана и эффективно работает единая диалектическая цепь понятий: «единичное» – «особенное» – «всеобщее». Следуя западной модели общественного развития, основанной на единичном, А. Д. Сахаров в своем конституционном проекте, мне кажется, невольно жертвует средним термином – «особенным». То есть коллективными, групповыми, национально-народными и, наконец, общесоциальными интересами. От единичного он предпочитает делать шаг непосредственно к всеобщему. И это вряд ли верно. (Думаю, не случайно и у его последователя-комментатора Баткина отсутствует хотя бы попытка различения культуры личности, дорогой ему, и культуры общенародной, а также общечеловеческой).

Третья сквозная идея Сахаровской конституции – это конституционное обеспечение многопартийной парламентской демократии. Полагаю, ее можно рассматривать, анализировать вместе с идеей четвертой, которую Э. С. Орловский – еще один комментатор проекта – обозначил как «равенство всех республик в сочетании с дифференциацией условий их вхождения в Союз»[579].