Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Новоязычество в собственном, строгом смысле этого слова есть факт религиозного сознания и религиозной жизни. Противопоставление новоязычества христианству развело их по противоположным полюсам; тем не менее, их противоборство находится внутри религиозной сферы. И писать о нем в первую очередь надлежит, по логике вещей, выразителям именно религиозного сознания. Впрочем, также естественен интерес к новоязычеству и ученых-исследователей религиозного сознания: религиоведов, социологов и т. д. Современные авторы действительно много пишут о новоязычестве: одни – с напором неофитов «новой религии», другие – с пафосом защитников Божественных заповедей и святоотеческих твердынь, третьи – более или менее дистанцированно от объекта рефлексии, с притязаниями на позицию «над схваткой» и научную беспристрастность (не всегда, однако, достигаемую и выдерживаемую).

Есть и еще одна, специфическая точка зрения на новоязычество – культурфилософская, или культурологическая. Если религия есть составная часть современной культуры, то в религиозном сознании, религиозной жизни преломляются некоторые общие тенденции развития данной культуры, порой очень болезненные, кризисные. Такой ракурс видения тоже представлен в нашей литературе по новоязычеству. И автор настоящих заметок намерен придерживаться именно его.

Что же представляет собой новоязычество?

С позиций традиционного, ортодоксального христианства (православия, в частности) новоязычество есть отпадение от веры Христовой в форме реанимации (современными средствами) древних, дохристианских верований, ранее христианством преодоленных. В этом контексте проявления новоязычества зачисляются в категорию ересей, сект и деноминаций, фактически объявивших войну как христианству, так и вообще традиционным мировым религиям и исповедуемым ими ценностям. Языческие религии – как правило, политеистические, обожествляющие природу (пантеизм), называемые за это еще «естественными религиями».

В культурфилософском ракурсе этот исходный, поначалу минимальный набор признаков значительно расширяется. Так, Б. Фаликов, проследивший генезис европейского новоязычества[680] начиная с эпохи романтизма, а в самых истоках – даже с Возрождения, и одновременно попытавшийся концептуализировать культурный статус новоязычества, пишет: «Итак, неоязыческий миф оформлялся в западной культуре конца прошлого столетия как реакция на стремительное наступление технической цивилизации. Урбанизация толкала в объятия природы, мораль (как христианская, так и утилитарная) начинала восприниматься как механизм подавления, торжество рационализма заставляло вспомнить о примате чувств (и чувственности), размывание национальной идентичности толкало к ее древним (биологическим) корням»[681].

Словосочетание «неоязыческий миф» употреблено здесь не случайно. Согласно концепции Б. Фаликова, любая культура в той или иной степени репрессивна, культурные ценности и нормы воспринимаются живым, полнокровным, развивающимся человеком как гнет и насилие, а потому в культуре периодически возникают настроения «усталости» от нее и попытки бегства в сторону «большей природности» или же в докультурную природность вообще. Но это не настоящее бегство, а только бунт на коленях. Внутри самого культурного состояния возникают (и дополняют его) контркультурные тенденции. Вот эти-то полярности – культура-природа, культура зрелая-культура архаическая – и питают иллюзорную форму примирения действительных противоречий – неоязыческий миф. По природе своей миф иррационален, но для его обоснования и конституирования могут использоваться и используются самые современные рацио-научно-технические средства. Собственно, в сознании современных европейцев возникают, согласно Б. Фаликову, одновременно три мифа: «оккультистский» (уход в эзотерические, тайные знания и средства общения с потусторонним миром – астрологию, магию, шаманизм и др.), «ориенталистский» (поиск духовной опоры в религиозных учениях и практиках Востока) и, наконец, «неоязыческий». Последний отличается четче выраженным поворотом вспять к религиозной и культурной архаике домонотеистического и доцивилизационного характера.

Определение данного термина сопряжено с немалыми трудностями.

При всей своей обращенности в прошлое, новоязычество одновременно и даже в большей степени устремлено в будущее. В сущности, оно представляет собой ретроутопию. Как таковую, его питают многообразные источники. Наиболее глобальный из них – переломный характер современной эпохи, растущее ощущение исчерпанности тех импульсов, которые европейская культура получила в эпоху Возрождения, энергией которых она приводилась в движение до сих пор. Свежий прилив энергии способна породить, считают многие, новая культурная парадигма, радикально отличная от прежней, постренессансной, классической. Отсюда порывы к этой новой парадигме, новому синтезу в форме утопий и ретроутопий.