Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Характерную черту этих утопическо-футурологических исканий составляет противоречивое единство двух тенденций. С одной стороны – желание разукрупнить, деконструировать единство «старой» культуры, пронизанное лучами старой картины мира, скрепленное узами мировых религий. Теперь это единство представляется слишком централизованным и далеким от разнообразия. С другой стороны – стремление вновь привести возросшее многообразие компонентов к некоторому единству, более свободному, чем прежнее. Нетрудно заметить, что первая тенденция вполне отвечает духу постмодернизма (в широком культурфилософском смысле этого слова) – ярого врага всякой центрированности, монолитности, определенности. Противоположная же тенденция – к новому синтезу, но синтезу, базирующемуся на более свободных, плюралистичных началах, – созвучна духу холизма, который и составляет в большинстве случаев идейно-методологическое основание подобных практических инициатив.

Обе указанные тенденции присутствуют в религиозной сфере современного общества. Вот констатация тенденции первого рода: «При явном разрастании сферы эзотерически-оккультных практик и теорий (в основном тяготеющих к сфере массовой культуры при всей своей предполагаемой элитарности) сокращается и маргинализируется сфера «большого» религиозного мышления и серьезной теологии»[682]. А вот свидетельство относительно второй тенденции: «С конца XIX в., в условиях кризиса традиционных религий, начались попытки создания некой новой «универсальной» религии на основе объединения оккультных и религиозно-философских учений самых разных времен и народов (теософия, антропософия и др.)»[683].

Новоязычество, таким образом, изначально двойственно, дуалистично, парадоксально. Как одновременный порыв «назад» и «вперед». Как тенденция крайнего партикуляризма в сочетании с мечтой о новом, «более демократичном», самодеятельном соединении, сплочении, синтезе.

На этих путях и перепутьях новоязычество обнаруживает свое внутреннее родство с движением «Нью Эйдж» («New Age»). Это движение слабо структурировано как в идейном, так и в организационном отношении. Но именно благодаря таким своим особенностям оно смогло распространиться вширь, захватывая все новые регионы мира и группы населения. Общим для всех участников «Нью Эйдж» является представление о завершении одной и начале другой эры, прелюдией к которой должна стать бескровная всеобщая революция духа. Одни связывают этот перелом со сменой природнокосмических циклов, длящихся по 2200 лет (эра Рыб, прошедшая под знаком христианства, «на исходе»; впереди – эра Водолея). Другие увязывают желанный сдвиг в сознании землян со сменой тысячелетий. Некоторые авторы рассматривают новоязычество как один из характерных лейтмотивов, один ручеек в общем потоке «Нью Эйдж», что в известном смысле правомерно. Но нью-эйджевский дух может проявляться в новоязычестве и, так сказать, имманентно, вне непосредственных связей с этим движением как таковым.

Исследователи новоязычества, придерживающиеся культурологических ориентаций, отмечают как характерную его особенность «амбивалентность» и «протеистичность» этого феномена. И с ними трудно не согласиться. В самом деле, новоязычество внутренне неоднозначно и, так сказать, «легкооборачиваемо». В различных социокультурных контекстах оно может быть повернуто к нам то одной, то другой своей стороной. Поразительна его способность вступать в соединение с самыми разнородными и даже полярными контрагентами. Этим же объясняется и его огромная живучесть.

В свете сказанного станет более понятной и неоднозначность тех оценок, которые вызывает новоязычество у современных его исследователей. Нередко автор, начинающий свою публикацию как «человек со стороны», к концу настолько срастается с объектом своего исследования, что превращается по сути в его адепта. Часто «во здравие» и «за упокой» соединяются самым причудливым образом. Весьма распространенным явлением стало своего рода «культурологическое переосмысление» отдельных новоязыческих мотивов – переосмысление, фактически служащее формой их развития. Все это диктует необходимость самого пристального внимания к тем конкретным аспектам и модификациям «культурного» новоязычества, которые выступают при этом на передний план, а равно и к позициям их интерпретаторов.

Плюралистичной, многовариантной предстает разработка новоязыческих интенций и мотивов в эстетической сфере. Здесь можно выделить целый ряд модификаций, требующих различных подходов к их оценке. Новоязычество художественно-образное (эстетическое) и новоязычество религиозное, на наш взгляд, – явления различного порядка. Первое является компонентом художественного (эстетического) сознания, второе – религиозного. При всех свойственных им чертах общности, периодах и формах исторического взаимодействия эти два вида сознания все же не совпадают друг с другом по обьему.