Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Объяснение такой позиции Мукаржовского заключается, видимо, в том, что, согласно его взгляду, в высоком и современном искусстве гораздо ярче выражена – и, по существу, выступает атрибутивной – мировоззренческая функция (в широком смысле этого слова), которая для «самого скромного искусства» не является столь специализированной. Современный художник, осмысляя коренные вопросы человеческого бытия, ища на них ответы, может обратиться и к ресурсам искусства примитива, но это будет не полное, абсолютное, а лишь более или менее ограниченное, частичное слияние и созвучие с органикой «первичного» примитива, примитива человека действительно безыскусного и нерефлексивного.

1996

Джордж Мур о парадоксальности эстетического чувства

Джордж Эдвард Мур (1873–1958) относится к числу тех мыслителей, которым философское сознание XX века обязано не только значительной частью своего позитивного содержания, но и современным методологическим оснащением, обновлением самого способа, стиля философствования. В обширном теоретическом наследии британского философа достойное место занимает его первая (и основная) этическая работа – «Принципы этики», вышедшая еще в 1903 году и лишь сравнительно недавно переведенная на русский язык[110]. В области моральной философии Дж. Мур справедливо считается основоположником аксиологического интуитивизма – влиятельной ветви современной этической мысли. Начатый Муром углубленный теоретический анализ основных понятий и принципов этической науки привел к возникновению нового плодотворного направления в ней – так называемой метаэтики.

Вышеназванная книга Дж. Мура продолжает вызывать интерес и сегодня, причем не только у этиков. Объяснение тому – в самом содержании «Принципов этики». В частности, в своей книге Мур уделил серьезное внимание и вопросам эстетики. Из эстетической проблематики его более всего интересовали: природа прекрасного и выработка его научного определения; оппозиции «красота/ безобразие» и «добро/зло» в их соотношениях; анализ эстетического чувства с учетом его изменчивости, вариативности и внутренней противоречивости. Как постановка этих проблем, так и предлагаемые философом пути их решения представляют несомненный интерес для эстетической теории и практики нашего времени.

Свои размышления на эстетические темы Мур начинает с критики расхожего определения прекрасного. Считается, что прекрасное – это «то, что воздействует определенным образом на наши чувства…» (295). Такое определение неприемлемо для Мура по двум принципиальным соображениям.

Во-первых, его толкуют в том смысле, что единственным источником и носителем красоты является сам реальный предмет; этот взгляд философ считает ошибочным, квалифицируя его как разновидность «натурализма». При натуралистическом подходе к прекрасному задача сводится к тому, чтобы выявить отличительные, специфические, «видовые» признаки предметов данного класса. Но, возражает Мур, для красоты предмета существенны и его неспецифические, «родовые» свойства; это черты, общие для объектов эстетических и неэстетических. Реально красота предмета зависит от соотношения «видовых» и «родовых» признаков в составе данного конкретного целого. Роль каждого отдельного элемента или особенности, следовательно, непостоянна, она колеблется, варьируется. Прямое и однозначное суждение по качеству элемента (части) о качестве целого неправомерно, некорректно. Поэтому-то «никогда не может быть истинным суждение «этот предмет обязан своей красотой только такой-то его черте», или суждение «если какой-либо предмет имеет эту черту, то он должен быть прекрасным» (296). Наличие в прекрасных предметах некоторого набора сопутствующих им «видовых» признаков можно признать лишь предварительным условием бытия прекрасного, необходимым, но недостаточным самим по себе. Указанные «видовые» черты не детерминируют однозначно своим присутствием эстетическое качество объекта, а, скорее, коррелируют с ним сложным образом.

Во-вторых, содержащаяся в приведенном выше расхожем определении прекрасного ссылка на чувства позволяет сделать из него и такой вывод: «эстетические суждения являются чисто субъективными…» (295). Крайности натурализма, с одной стороны, и субъективизма, релятивизма – с другой, считает Мур, сходятся.

Избавиться от обоих заблуждений можно – таков дальнейший ход мыслей философа, – если рассматривать красоту не саму по себе, а в единстве с более фундаментальным целым – добром, с которым она внутренне связана. Объективность нравственного начала, его независимость от различных обстоятельств, конкретных субъектов и т. п. для Мура несомненна и самоочевидна; связь красоты с добром придает и ей тот же онтологический статус. Вместе с тем, комплексный, многокомпонентный и потому вариативный характер добра (при всей его объективности) сообщает и зависимому от него критерию прекрасного ту глубину, неформальность и тот динамизм, которых ему недоставало прежде, в обычном истолковании.