Наслаждение человеческим общением на началах братской любви и удовольствие от прекрасного составляют две наивысшие, «идеальные» человеческие ценности, субординированные между собой указанным выше образом. Соответственно, понятие красоты, по Муру, производно от понятия добра.
Добро – предельно обобщенное ценностное («самоценное») отношение, объективное, в наибольшей степени духовное, одухотворенное. Красота же представляет собой некоторый необходимый внутренний момент этого базисного отношения, а именно: момент «телесный», «материальный», или «представленческий». «По-видимому, можно определить прекрасное как то,
Мыслитель иллюстрирует эти свои положения примером с положительными духовными качествами людей, которые вне телесного выражения (аспекта красоты), по его убеждению, немыслимы. Само содержание духовных устремлений личности предполагает, так или иначе, их выход или обращенность «изнутри вовне», стало быть – и некоторую опосредованность «телесным», предметным началом (эстетический аспект). Справедливо, кстати, и противоположное утверждение: без духовной, содержательной наполненности человеческая «телесность» – неполноценна, несмотря на все свое совершенство; она «всего лишь» прекрасна (298).
Единство красоты и добра делает возможным их взаимное стимулирование и как бы переходы друг в друга. Пример тому – человеческие привязанности. Красота того или иного конкретного человека часто возбуждает безотчетную приязнь и тяготение к нему, а доброе, сердечное отношение к объекту нашей привязанности помогает, в свою очередь, заметить и по достоинству оценить присущую ему красоту, не всегда «броскую» и необязательно открывающуюся с первого взгляда.
До сих пор Мур выглядит достаточно традиционным в принципиальном решении им вопроса о соотношении эстетического и этического. Более того, может даже возникнуть опасение: а не разделяет ли он известные просветительские иллюзии относительно «извечной гармонии» этих двух начал бытия, порой – в некоторых трактовках – сливающихся до неразличимости, до тождества?
Такое суждение было бы преждевременным и ошибочным. Ведь положение меняется, когда Мур переходит к анализу эстетического чувства, эстетического наслаждения. Здесь выявляются не только гармоничные, но и дисгармоничные, конфликтные взаимоотношения между эстетическим и этическим. Красота обнаруживает способность сочетания не только с добром, но и со злом, и наоборот. Подобные противоречия рассматриваются не просто как объектно выраженные, «внешние», но и как «внутренние», пронизывающие всю чувственно-эмоциональную сферу. Двойственным, амбивалентным, даже парадоксальным предстает само эстетическое переживание. В размышлениях такого рода выражен не только опыт XIX столетия, но и предчувствие века ХХ-го, еще более грозного, катастрофичного, страшного. В этом смысле Дж. Мур столь же (если не еще более) современен в конце XX столетия, как и в его начале.
Мур придает большое значение эстетическому чувству как необходимому, ничем не заменимому компоненту данного специфического объект-субъектного отношения. Он подчеркивает ценностнооценочный характер эстетического переживания. Удовольствие от прекрасного, согласно Муру, носит «сознательный» (т. е. одухотворенный, содержательный) характер. Чтобы выяснить, что именно (какие компоненты) составляет «наполнение» этой сознательности, одухотворенности и содержательности чувства, уместно взять для начала простейший случай – когда реально существующий предмет вызывает соответствующую его эстетической природе эмоцию. Исходным пунктом здесь является, говорит Мур, «соответствующее чувство восприятия истинно прекрасных черт» (297).
Эстетическое восприятие Мур рассматривает как активный двусторонний, двуединый процесс. С одной стороны, он включает в себя выделение специфически прекрасных черт данного предмета, соотнесение их с другими его признаками, объединение всех их в целостное представление, обладающее определенным эстетическим качеством. Это предметная сторона восприятия. Вторая его грань – субъектная – представлена эмоцией, переживанием соответствующего предметного качества.