Эстетика и литература. Великие романы на рубеже веков

Если героям Достоевского, в принципе, известно всё с самого начала – действительно, у них нет ни будущего, ни прошлого – всё же часто они скрывают от самих себя то, что им известно, позволяя, чтобы этим завладели другие: это случай отношений между Иваном и Смердяковым. У Достоевского – утверждает Бахтин – невозможность заключить слово соответствует невозможности передать точный образ героя. Слово рассказчика не может «заключить собой» ни слово героя, ни самого героя, поскольку оно само является словом внутренним, диалогизированным, а не монологическим. Таким образом, незавершённость является результатом отсутствия последнего слова, слова извне.

В конце концов, для Бахтина то, что служит главной отличительной чертой романов Достоевского, является следствием не идеологической силы отдельных героев, но, скорее, отношения слов каждого героя со словами всех остальных. Поэтому каждый монолог – это диалог, не только с самим собой, но и одновременно также и с другими, также как и сознанию каждого из героев имманентно сознание всех остальных. Именно с помощью диалога – диалога, который Достоевский уловил внутри каждого слова, и где единственно может образоваться смысл как нечто, ещё не понятое, но что должно постоянно осмысливаться и переосмысливаться – Достоевский создал новый тип единства, единства не монологического, а, скорее, полифонического: то есть речь идёт о единстве, которое рождается из средоточия в hie et nunc, здесь и сейчас множественности голосов и сознаний, где каждое слово и каждое сознание живёт в лиминальном напряжении с другим словом и другим сознанием, и именно поэтому не воплощается в тексте, но отсылает за пределы его, за которыми только и может найти своё завершение.

В этом смысле всё то, что обсуждалось выше, находит своё подтверждение и в выводах Кларк и Холквиста, согласно которым полифония у Достоевского является конкретным примером концепции «авторского», теоретические положения которой приведены в Авторе и герое¹¹. Дело в том, что диалог возникает при условии, что существует отношение между «я» и «другим», и это отношение предполагает не слияние двух этих понятий, но, скорее, их тождественность и вместе с тем их различие: сознание – это сознание про себя и вместе с тем сознание про другого, и должно находиться одновременно как внутри, так и извне, по отношению к другому и по отношению к тексту. Отсюда завершённость – незавершённость полифонического романа Достоевского.

5. Полифония и «авторское»

В своём Плане доработки книги о Достоевском¹² Бахтин снова обратится к этим вопросам, связанным с понятиями «авторского», избытка видения, вненаходимости, завершённости-незавершённости. В особенности он уделит внимание тому факту, что для Достоевского чужое сознание не содержится в сознании автора, но что это последнее, будучи в одно и то же время внутри и вне сознания своих героев, находится с ними в постоянном диалоге. Поэтому автор не может придать своим героям, обладателям такого независимого сознания, окончательного завершения, которое требовало бы видения монологического – а не диалогического, как у Достоевского. Тем не менее, преодоление моноло-гизма

вовсе не утверждает какую-то пассивность автора, который только монтирует чужие точки зрения, чужие правды, совершенно отказываясь от своей точки зрения, своей правды… Автор глубоко активен, но его активность носит особый, диалогический характер… Это активность вопрошающая, провоцирующая, отвечающая, соглашающаяся, возражающая и т. п., то есть диалогическая активность, не менее активная, чем активность завершающая, овеществляющая, каузально объясняющая и умерщвляющая, заглушающая чужой голос несмысловыми аргументами. (AE, 322)