Эстетика и литература. Великие романы на рубеже веков

Важно подчеркнуть эту отсылку к чувству «глубокой печали» романа утраты иллюзий, и, в более общих чертах, – эти размышления Лукача, так как они хорошо отражают, что его взгляд абсолютно чужд тому оптимистическому представлению, которое Поль де Ман и Питер Брукс нашли, как мы увидим, по их заявлению, в аналитическом разборе Лукача Воспитания чувств Флобера, считающегося вершиной романтизма утраты иллюзий.

Не случайно у Толстого смысл, как опыт сущности, появляется лишь в момент смерти, как, впрочем, в любой большой романной форме:

внутри человека разверзается действительность, в которой сам человек, с внезапным озарением, различает и улавливает сущность, имеющую в нём и над ним власть, то есть смысл его жизни. Вся предшествующая жизнь рассыпается в ничто в преддверии этого опыта… Явился смысл и пути, ведущие к живой жизни, разверзаются перед лицом души… это великие моменты смерти, дарующие окончательное блаженство. (TdR, 182-83).

Но, как показывают отсылки Лукача к Андрею Болконскому в Войне и мире и к Анне Карениной в одноимённом романе, смерть не приходит одновременно с этим «великим моментом» и «мы живём вновь в мире условностей, вернувшись к несущественной жизни без цели» (там же). Этот переход от прозрения смысла к условности мира, остающегося чуждым этому прозрению, подчёркивает дуализм культуры и природы, который для Лукача является характерным для формы-романа. Поэтому, «с точки зрения чисто художественной романы Толстого – не что иное, как раскрытие типов романтизма утраты иллюзий» (TdR, 184). В самом деле, в этих романах имманентность смысла остаётся лишь слегка очерченной, «опытом, пережитым» в себе и поэтому субъективным и «умозрительным» (см. TdR, 185).

Из несостоятельности любой попытки «примирения» (Гёте) и обновления классической эпопеи (Толстой) Лукач заключает, что «Развитие вне пределов романа утраты иллюзий как вида не достижимо, и литература всего последнего времени не обнаруживает возможности, главным образом творческой, дать жизнь новым видам» (там же). Таким образом, если у Толстого и присутствует ощущение новой мировой эпохи, то тем не менее, это ощущение остаётся на уровне желания рядом с ностальгией.

Только в произведениях Достоевского этот «новый мир, вдали от всякой борьбы против мира существующего, указывается как действительность, просто наблюдаемая» (TdR, 186). Поэтому, говорит Лукач, творчество Достоевского остаётся вне трактовки Теории романа: «Достоевский не написал никакого романа, и то творческое стремление, которое отражается в его произведениях, не имеет ничего общего, ни в утвердительном, ни в отрицательном смысле, с европейским романтизмом XIX века и с многочисленными, столь же романтическими, его репликами» (там же).

Таким образом, Теория романа предлагает двойственное заключение: с одной стороны утверждается, что роман достигает своей вершины вместе с Флобером и романтизмом утраты иллюзий, с другой – что Достоевский как таковой не может соответствовать, форме-роману, как её обозначил Лукач; в действительности, если роман, являющийся схваткой со временем, живёт в противоречии между идеалом и действительностью, между смыслом и бессмысленностью, и полагает лишь в произведении обрести смысл и утраченное время, – тогда, как утверждает Лукач, Достоевский «не писал романы»⁹. В самом деле, для Достоевского именно в бессмысленности, в жизни, а не в произведении, должен быть обретён смысл. Посмотрим теперь, каким образом, отталкиваясь именно от Флобера и Достоевского, можно различить представление двух основных направлений развития модернистского романа.

Глава третья Флобер и литература как абсолют

1. Дискуссия о Флобере

Лукач стал не единственным, кто понял решительную важность Флобера для истории романа, и кто подчёркивал важность, в особенности в Воспитании чувств, времени как продолжительности – с особенной отсылкой к временным опытам надежды и памяти, – иронии и, наконец, важность заключительной части романа. Последующие толкования, в общем и целом, брали в расчёт наблюдения Лукача, пусть даже часто не были согласны между собой.