Et ce sera mon paradis (СИ)

Невозможно передать словами, с какой силой ненавидел Клод в эти минуты собравшихся в соборе людей, этих лживых, прикрытых масками невинности женщин и мужчин, стариков и молодых, совершенно всех. Он готов был поклясться: их мысли, как и его собственные, были сейчас далеко за пределами собора, а молитва — лишь слова, которые они повторяли по памяти, по привычке, как благодарность за помощь или приветствие, сухие слова без чувств. Лишь молоденькая цыганка верила в то, что эти слова несут в себе волшебство, что они помогут ей найти родителей, обрести счастье, архидьякон смог заверить её в этом. Но сам он, верил ли теперь тому, что оговорил сам? Разве позволительно священнику ненавидеть?

Он не мог думать, не мог остановить службу, чтобы, наконец, понять, что его прежняя жизнь не может больше смирить его, черная сутана не удержит его от неминуемого падения в собственные грехи, молитва не заглушит желания, а извечные запреты не послужат достаточно сильным препятствием для воссоединения с плясуньей. Но сейчас он продолжал молиться, неистово, искренне, будто от слов зависела его судьба, будто лишнее слово могло вернуть сбежавшую с капитаном Эсмеральду.

***

Священник не переставал винить себя в неосторожности: как мог он поверить плясунье и позволить свободно гулять по собору? Откуда зародилась в его душе эта бестолковая счастливая мысль, что она не оставит его, что забудет своего Феба после того, как лично увидит его невесту? Неужели ее слепая любовь настолько глупа и наивна, как он сам, раз не запер ее в келье и не держал там как пленницу? И что же теперь, кого обвинить в побеге цыганки?

Архидьякон направился к келье. Необходимо было собрать оставшиеся деньги и переодеться в обычную одежду, чтобы отправиться на поиски цыганки. Она не могла еще далеко уйти, а если и ушла, Клод знал, куда отведет ее де Шатопер, ошибки быть не может.

Священник остановился на лестнице: за дверью кельи кто-то был. Квазимодо? Жеан? Этот сорванец снова спустил все деньги и пришел за добавкой. Ну ничего, любимый братец покажет ему, как самому зарабатывать на свои прихоти. Клод сжал пальцами ручку и хотел было дернуть на себя, только вот голос, раздавшийся изнутри помещения, вовсе не принадлежал мужчине.

Уж не демон ли играет с ним злую шутку? Не судьба ли решила посмеяться над несчастным рабом, создавая иллюзию, утраченный, возможно, безвозвратно, прекрасный голос плясуньи? Она шептала, что завтра будет, наконец, счастлива, что Феб простил ее, и в этот раз она его не обманет. Не могло ли и это оказаться лишь игрой разума?

Фролло отступил, осторожно заглянув внутрь сквозь щель: девушка была слишком весела, чтобы глядеть на дверь в ожидании своего мучителя, она мечтала о наступлении утра, о том, что у капитана есть для нее что-то. Он просит доказать свои чувства? Пусть, она докажет, она сделает все, что он попросит. В эти радостные минуты она не вспоминала о священнике, его не существовало в мгновения ее счастья: плясунья больше не ненавидела его, но и приятен он все еще для нее не был. Она привыкла к тому, что он всегда рядом, как тень следует за ней везде, где она ступает. Светлый, как день, как Солнце прекрасный Феб, и мрачный, как ночь, строгий как сама Луна, Клод. Что же неужели она предпочтет вечную тьму ослепительному свету? Свету, который дает ей, словно цветку, жизненную силу? Конечно нет.

Она была здесь. Эта мысль вспышкой ослепила архидьякона: он отшатнулся от двери, вновь опустившись в темноту лестницы. Что же это, она вернулась, чтобы сбежать завтра? Но зачем, отчего не исчезла вместе с капитаном ночью, когда никто не мог бы увидеть их? Или он больше не боялся мнения окружающих и не стыдился её? Почему она не воспользовалась невозможностью священника покинуть службу, не завершив её, и не осуществила своего заветного желания? Клод не был глупцом, посему не поверил в то, что она осталась ради него. Отчего же она так неосторожно произнесла все это вслух?

Фролло спустился вниз по лестнице, заняв своё привычное место. Что же, необходимо было вновь подумать, как противостоять неразумным любовным порывам молодой цыганки, ведь капитан не просто так пришел за ней. Обремененный теперь женитьбой и супружескими обязательствами он стал реже пропадать в кабаках с Жеаном, жена забирает у него жизненную силу, препятствуя обыкновенному ходу его жизни. Но для чего же ему Эсмеральда?

Клод получил ответ на этот вопрос из первых же уст, но не будем забегать вперед и посмотрим, как же разворачивались события в хронологическом порядке.

***