Читаем Этажи. Созвездие Льва полностью

— С чего ты вообще решил, что это вино? — Лев поднял глаза на золотые буквы этикетки.

— Ну… Бутылка красная.


Принц без усилий притянул к себе бутылку и отошел к стене. Осев на пол, посмотрел на оказавшегося рядом Льва. Они оба прислонились спинами к холодной каменной стене и вздохнули. Каждый о своем.

— Все настолько плохо? — Наконец спросил Лев.

В ответ Принц приложился к бутылке, вливая себя пьянящую жидкость, половина которой теперь лежала беспомощной лужей в центре погреба.

Лев снова издал глубокий вздох.

— А у тебя как? — Без особого интереса хмыкнул Принц.

— Да… Я…

Они помолчали. Принц думал о том, что шампанское он еще не пил никогда, и очень зря, потому что ему понравилось. Может быть, дело было в том, что оно добыто из места, где все бутылки похожи на винные… И пишут на странном языке… Наверное, в этом месте гораздо лучше, чем здесь.

Мысли уже начали путаться, хотя Принц не выпил и половины. Сказывалось отсутствие опыта…

— Вообще-то я хотел… Я подумывал о том, чтобы свалить и забить на чертовы тыквы еще раньше… Просто вот и… Я бы правда ушел и дожил бы оставшееся мне спокойно, но вот появляешься ты, и я…

— Ты зачем это все говоришь? — Принц снова отпил. — Кажется, мы все обсудили…

— Просто я много думал об этом, и считаю проблему нерешенной…

— Так вот. Я все решил. — Принц с прищуром посмотрел на Льва. — И сейчас меня беспокоит совсем другое. Например, умирающие дети. Да не только дети…

Бутылка булькнула в его руках, словно подтверждая сказанное. Лев окинул Принца долгим взглядом.

— Я понимаю, но…

— И хватит выставлять меня виноватым… Все и так с этим успешно справляются.

Постепенно мысли Принца стали расплываться. Грудь наполнилась каким-то мягким теплом. Голова стала одновременно и легкой, и тяжелой. Принц как-то странно кивнул, будто шея перестала его слушаться.

— Раз уж ты здесь, то, тебе совсем плохо? — Донесся голос Льва. — Я помню, как ты радел за… здоровый образ жизни.

— Ага, а еще тогда мы сидели у озера. — Усмехнулся юноша. — Ты… Ты выпил немного какой-то настойки. И начал меня щекотать…

— Ты бегал от меня. — Лев смущенно улыбнулся. — Знаешь, дразнить тебя было очень весело. Об этом я никогда не буду жалеть.

— Ага, бегать от тебя тоже было весело. И не бегать… Ты помнишь, как мы чуть не заблудились в лесу?

— Ты мне рассказал про ту сказку, в которой была… Такая злая девчонка. Она была несчастной, сказал ты, и стала злой.

— Но была и другая… Как ее звали…

— Сторге. Даже не знаю, почему я запомнил…


Принц уронил голову на плечо Льва. Картинка перед глазами качалась, убаюкивая.


— … Сторге. Да. — Сказал он. — И была она светлой, как пшеничное поле заветных земель, а совесть чиста, как безупречна юнца колыбель…

— Это из той книжки?

— Да… Мама очень часто ее читала. Наверное, хотела вырастить кого-то такого же…

— У нее получилось, я думаю.

— Не-а. — Засмеялся Принц. — Кого ты видишь во мне, Лев?

— Я вижу в тебе человека, с которым мы встречали утро каждый день. И вместе ложились спать. И я бы…

— Что?


Лев помолчал. Принц закрыл глаза, вспоминая их маленький неказистый домик, ложбинки между скалами, высокие сосны и почти идеальный круг чистого-чистого озера. И траву, которая щекотала колени. И песок, в который можно было зарыться пальцами. И тепло камина, и горечь черного чая по вечерам.

Дни, когда ничего не было, все равно были наполнены чем-то, что было больше их самих… Больше Принца. Жизнь в то время была одной из самых красивых картинок. Бывало, смотришь себе под ноги, на покрытую солнечными зайчиками траву, и кажется, будто ничего прекраснее ты не видел в жизни. Или на небо. Закрываешь глаза. Пытаешься запечатлеть увиденное. Выжечь на обратной стороне век. Но оно утекает. И… Это тоже прекрасно, думал Принц, потому что вечность со временем теряет ценность. А что-то, что можно назвать вспышкой, что убегает, как бы ты за ним не гнался — наверное, самое лучшее.


— Что такого есть во мне, за что меня можно любить?

— Принц, любят ведь не за что-то. — Помолчав, ответил Лев. — Влюбляются за красоту, за интеллект, талант… Не знаю. Влюбляются за восхищение. А любят… Любят не за что-то.

Принц покачал головой.

— Не понимаю.

— Любовь — это принятие. — Вздохнул Лев. — Когда ты… Ну не знаю. Я любил Эмилию, наверное.

— Ты хотел жертвовать ради нее?

— Наверное, дело не в этом. Просто она казалась мне прекрасной, всегда. И когда она возвращалась взъерошенная и уставшая с работы. Она была… Ну… Я любил ее, когда она смеялась вместе со мной, но и когда ругалась на меня тоже. Я понимал, что все могу ей простить. И все равно буду стремиться к ней, даже когда она пошлет меня к черту. Понимаешь… Недавно, совсем недавно я осознал это. Наверное, я так много тебе врал…

Помолчали. Принц окончательно упал на Льва, оказавшись в его объятиях. Он погрузился в полудрему.


Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство