Что-то в выражении его лица поменялось. Джульетта втянула в себя воздух. Это могло бы остаться незамеченным, если бы Рома не находился так близко. И он заметил.
Он всегда замечал.
– Почему ты вздрогнула? – спросил он и перешел на заговорщицкий шепот. – Ты боишься меня?
Джульетту захлестнула лютая ярость. Этот наглый вопрос пробудил все ее притупившиеся чувства, и гнев пересилил действие алкоголя.
– Я
Взбешенная и оскорбленная, она обхватила его бедра ногами и, резко дернув ими, повалила его на спину и нависла над ним, стоя на коленях. Хотя Джульетта и пыталась прижать к кровати его плечи, делала она это без энтузиазма. Рома только взглянул в ее пылающие гневом глаза и тут же сел, стряхнув с себя ее руки. Они так и застыли – она стояла на коленях, обхватив ногами его бедра, а он замер в считаных сантиметрах от ее лица.
Его рука сжала ее лодыжку, а ее рука обхватила его горло.
– Возможно, ты и не боишься меня, – чуть слышно проговорил он, – однако… – его рука скользила все выше, по ее икре, колену, бедру. Ладонь Джульетты опустилась ниже и легла на подключичную ямку под воротником его белой рубашки, – ты всегда боялась слабости.
Джульетта подняла глаза, и их взгляды встретились, одновременно и хмельные, и настороженные, и полные вызова.
– А это слабость? – спросила она.
Она не знала, кто из них сейчас дышит тяжелее – Рома или она сама. Они замерли на расстоянии выдоха друг от друга, безмолвно бросая друг другу вызов – кто из них в конце концов не выдержит и сделает первый ход? Кто первым сдастся, уступив желанию, которого ни он, ни она не хотели признать. Они не хотели признавать, что история повторялась.
Оба они сдались одновременно.
Поцелуй Ромы был точно таким же, каким она его помнила, и ее наполнил невероятный восторг.
В стакане спиртное имело мерзкий вкус, но его послевкусие на языке Ромы оказалось необычайно приятным. Его зубы прикусили ее нижнюю губу, и Джульетта выгнулась, прижимаясь к нему, гладя ладонями его плечи, упругие мышцы торса, забираясь под его рубашку и ощущая жар его кожи.
В ее ушах ревела кровь. Она почувствовала, как его губы оторвались от ее губ и скользнули по подбородку к ее ключице, обжигая ее. Она не могла думать, не могла говорить – ее голова кружилась, ее мир кружился, и ей в эту минуту хотелось одного – продолжать кружиться и всегда чувствовать себя так, как сейчас, когда она утратила контроль над собой.
Четыре года назад они были юными, невинными и добрыми. Тогда их любовь была нежной – чем-то таким, что следовало беречь; она была простой, проще, чем жизнь. Теперь же они были жестоки; они прижимались друг к другу, от них обоих исходил дурманящий запах борделя, в котором они скрывались, и захмелели они не только от дешевой текилы. Их сжигало желание, оно управляло всем, что они творили. Джульетта рвала пуговицы на рубашке Ромы, срывала ее, ощущала под своими ладонями шрамы на его спине, оставшиеся от старых ран.
– Объяви перемирие, – прошептала Джульетта, касаясь губами его губ. Им надо было остановиться. Она не могла остановиться. – Ты мучаешь меня.
– Мы же не в состоянии войны, – тихо ответил он. – Зачем же объявлять перемирие?
Джульетта покачала головой, закрыла глаза и отдалась ощущениям, которые приносило ей прикосновение его губ, скользящих по ее подбородку вниз.
– Ведь мы же не воюем, да?
Это внезапное озарение стало для Джульетты ушатом ледяной воды, и ее объял могильный холод. Она уткнулась лицом в изгиб между шеей и плечом Ромы, заставляя себя не плакать. Рома почувствовал эту перемену еще до того, как ее осознала она сама, и обнял ее.
– Что ты делаешь, Рома Монтеков? – хрипло прошептала Джульетта. – Что ты творишь со мной?
Неужели ей недостаточно той, первой игры с ее сердцем? Разве один раз он уже не разорвал ее надвое и не скормил волкам?
Рома молчал. Джульетта ничего не могла прочесть по его лицу, когда подняла голову и посмотрела на него, широко раскрыв глаза.
Она резко отшатнулась и быстро вскочила на ноги. И только сейчас Рома отреагировал, сжав ее запястье и прошептав:
– Джульетта.
– Что? – прошептала она в ответ. – Что, Рома? Объясни мне, что происходит между нами, ведь четыре года назад ты ясно дал мне понять, кому верно твое сердце. Мне что, надо держать тебя на прицеле, пока у тебя не останется иного выбора, кроме как признать, что ты опять
– Я с тобой не играю.
Джульетта выхватила пистолет, спрятанный где-то в складках ее платья, другой рукой сняла его с предохранителя и прижала дуло к нижней части его челюсти – к той мягкой плоти, которой ее губы касались всего несколько минут назад, – а он только поднял подбородок, так что давление дула стало менее заметным и больше похожим на поцелуй.
– Я не могу этого понять, – выдохнула она. – Ты уничтожаешь меня, а затем целуешь. Ты сначала даешь мне причину ненавидеть тебя, а затем причину любить тебя. Это ложь или правда? Это хитроумный ход или это твое сердце тянется к моему?