Эти бурные чувства

Мышцы ее плеч невольно напряглись, но она заставила себя продолжить идти вперед как ни в чем не бывало. Если она сейчас повернет назад и бросится бежать, это сразу же выдаст ее, и он поймет, что она не имеет права находиться в этой части города.

К счастью, Дмитрий Воронин, похоже, не узнал ее, когда проходил мимо. Он что-то бормотал себе под нос, поправляя манжеты рубашки. Он вышел из проулка, Джульетта прошла в другой его конец и вздохнула с облегчением. Она скользила взглядом по доходным домам, узнавая их. Ей уже доводилось тут бывать, но это было давно, и с тех пор столько всего произошло, стены домов изменили свои цвета, керамическая плитка выцвела…

– Ты с ума сошла?

Джульетта ахнула, узнав голос Ромы до того, как он обвил рукой ее талию и затащил ее в проход между домами. Придя в себя, она едва удержалась от того, чтобы с силой наступить ему на ногу.

– Спасибо большое, но я могу идти сама, – прошипела она.

– Ты совсем не торопилась и стояла как столб, так что тебя было хорошо видно из всех окон моего дома! Они убьют тебя, Джульетта. Ты что, считаешь нас слабаками?

– Ты правда так думаешь? Мои убитые родственники подтвердили бы, что это не так.

Они оба замолчали.

– Что ты здесь делаешь? – тихо спросил он. Его взгляд упирался в ее ухо, он явно не хотел смотреть ей в глаза. Но Джульетта глядела ему прямо в лицо и не могла оторвать от него глаз. Ее распирало от того, что она хотела сказать, что хотела услышать, от чего хотела освободиться. В ней было слишком много всего, и все это рвалось наружу, чтобы разлететься в клочья и стать частицами мира природы, пробивающегося сквозь трещины в бетонном тротуаре.

– Я здесь, – выдавила из себя она, – потому что мне осточертело убегать, осточертело оставаться в неведении. Я хочу знать правду.

– Я же сказал тебе…

– Ты не можешь так поступить. – Теперь она кричала. Она не собиралась кричать, но кричала – после четыре лет молчания она уже не могла держать это в себе. – Неужели я не заслуживаю правды? Не заслуживаю того, чтобы ты наконец сказал хоть что-то о том, что заставило тебя в деталях рассказать своему отцу, как можно устроить…

Она осеклась, и ее брови поднялись так высоко, что исчезли под ее челкой. Рома приставил нож к ее груди.

Что же он сделает?

Но он только покачал головой. И внезапно стал так похож на себя прежнего. На того паренька, который впервые поцеловал ее на крыше джаз-клуба. Который не любил насилия и клялся, что когда-нибудь станет управлять своей половиной города по законам справедливости.

– Ты не боишься, и знаешь почему? – Его голос дрогнул. – Потому что знаешь, что я не могу вонзить в тебя нож – ты всегда это знала, и, даже если после твоего возвращения у тебя были сомнения в моем милосердии, ты быстро разобралась что к чему, не так ли?

– Если ты знал, что я не боюсь, то зачем вообще достал нож?

– Именно поэтому… – Рома закрыл глаза, и она увидела, как по лицу его покатились слезы. – Именно поэтому мое предательство и было таким ужасным. Потому что ты верила, что я не способен причинить тебе зло, однако я это сделал.

Он отстранился, отвел нож от ее груди, потом повернулся и метнул его в стену так, что лезвие погрузилось в нее по рукоятку. Джульетта в оцепенении смотрела на это, чувствуя себя кем-то вроде призрака, парящего в вышине. Наверное, именно такого она и ожидала. Рома был прав. Она не могла бояться, даже когда у него в руках была ее жизнь. Как-никак, она сама явилась во владения Белых цветов, чтобы отдать эту жизнь в его руки.

– Тогда почему? – хрипло произнесла она. – Почему ты это сделал?

– Это был компромисс. – Рома с силой потер свое лицо и посмотрел туда, где начинался проулок, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает. – Мой отец хотел, чтобы я убил тебя, а я отказался.

Джульетта помнила белый цветок, лежавший на дорожке, которая вела к ее дому, и записку от господина Монтекова, полную ядовитых насмешек.

– Почему ты отказался?

Рома резко засмеялся и покачал головой.

– Разве ты не знаешь? Я любил тебя.

Джульетта прикусила язык. Опять это слово. Любил. Он говорил так, будто все, что происходило между ними до того ужасного дня, было настоящим, а она не могла этого постичь, не могла этого принять, ведь она так долго убеждала себя, что все их совместное прошлое было ложью, искусным притворством, на которое Рома пошел, чтобы добраться до ее семьи.

Ей было необходимо убедить себя в этом. Как бы она смогла вынести мысль о том, что он любил ее, но все равно уничтожил ее душу? Как бы она смогла вынести правду – что она любила его, любила так сильно, что отголоски этой любви жили в ней до сих пор? Если все это не было всего лишь частью коварного плана, направленного на то, чтобы задурить ей голову… то ее нынешнее влечение к нему объясняется одним – слабостью ее собственного сердца.

Она ощутила во рту вкус крови и, поморщившись от боли в прикушенном языке, разжала зубы, но продолжала молчать.