– Мне нечего на это сказать, – ответил он. – Кровная вражда – это кровная вражда. Но сейчас другое дело. Если мы не поможем друг другу, мы все можем погибнуть.
– Сведения есть не у тебя, а у меня, – сказала Джульетта, чувствуя себя не в своей тарелке. – Так что постарайся воздержаться от огульных заявлений, касающихся нас обоих.
– Пусть у тебя имеются сведения, зато я контролирую другую половину города, – парировал Рома. – Если будешь действовать в одиночку, то работать в той части Шанхая ты не сможешь. А если в одиночку буду действовать я, то мне не будет хода на территорию Алых. Подумай, Джульетта, – раз болезнь бьет по нам обоим, то нельзя заранее сказать, на чьей территории мы сможем найти ответы.
Джульетту обдало холодом. Она попыталась не обращать на него внимания и рассмеялась резким смехом.
– Насколько я понимаю, отсутствие разрешения не мешает тебя находиться на моей территории.
– Джульетта. – Рома прижал ладони к стеклу. В его умоляющем взгляде читалась беззащитность. – Ради всего святого, она же моя
Джульетта отвела глаза. Она не могла этого вынести. Напрасно она так изводит себя: вся эта беззащитность – просто личина, которую Роман Монтеков надел на себя, чтобы выиграть время, пока у него не появится шанс нанести удар. Она это знала.
Но, возможно, она не способна учиться на своих ошибках. И ее воспоминания о Роме погубят ее, если она не вырвет из своей груди все остатки мягкости.
– Ради Алисы, – выдавила из себя Джульетта, наконец опять посмотрев на него, – и ради всех маленьких девочек в этом городе, которые могут стать жертвами игры, в которую они не хотели играть, я помогу тебе. Но и ты должен будешь внести свой вклад. Я помогу тебе, а ты поможешь мне решить проблему распространения этого помешательства как можно скорее.
Рома выдохнул воздух на стекло, и на лице его отразились облегчение и благодарность. Она пристально смотрела на него и видела, как из его плеч ушло напряжение, как ужас в его глазах сменился надеждой. Интересно, что из этого правда, а что всего лишь маска, надетая, чтобы она подумала, что приняла правильное решение.
– Согласен.
Это может погубить ее. Это может погубить все. Но сейчас главное не она и не ее чувства, а поиск решения. Если ради спасения ее людей ей придется рискнуть своей репутацией, то так тому и быть, она принесет эту жертву.
Кто еще может ее принести? Кто кроме нее?
– Хорошо, – тихо сказала она. Наверное, теперь уже нельзя сдать назад. – У меня есть домашний адрес Чжана Гутао. Я собиралась проникнуть туда и устроить там обыск, однако, – она подчеркнуто небрежно пожала плечами, – если хочешь, мы можем отправиться туда вместе.
– Да, – ответил Рома и энергично закивал. – Да.
– Тогда встретимся завтра, – решила Джульетта. Внезапно воспоминания об их общем прошлом – том самом, которое она четыре года старалась забыть, – вернулись и нахлынули на нее. Она не могла не вспоминать, несмотря на стеснение в груди. – Приходи к статуе.
Этой статуей было небольшое каменное изваяние плачущей женщины, спрятанное и словно забытое в безымянном парке в Международном квартале. Четыре года назад Рома и Джульетта случайно наткнулись на него и долго пытались выяснить, кого изображал скульптор и откуда оно взялось. Джульетта настаивала, что это Ниоба, женщина из древнегреческих мифов, которая так плакала, когда убили ее детей, что боги превратили ее в камень. А Рома полагал, что это Ла Льорона, плачущая женщина из латиноамериканского фольклора, оплакивающая своего ребенка, которого она убила. Они так и не пришли к единому мнению.
Если Рома и был удивлен тем, что она заговорила об этой статуе, он этого не показал. И только спросил:
– Когда?
– На рассвете.
Только теперь на лице Ромы отразилась некоторая озабоченность.
– На рассвете? Не слишком ли это амбициозно?
– Чем раньше, тем лучше, – ответила Джульетта и поморщилась. – Это уменьшит вероятность того, что нас увидят вместе. Никто не должен знать, что мы сотрудничаем. Иначе…
– Иначе нас обоих убьют, – закончил Рома. – Я понимаю. Тогда до рассвета.
Он повис на затейливой решетке балкона, под низким серпом луны эта сцена походила на черно-белый этюд, изображающий скорбь.
– Спокойной ночи, Джульетта.
Он быстро и ловко спустился по стене и, пробежав по саду, перелез через ворота и скрылся в темноте.
Джульетта задернула шторы так плотно, что полностью закрыла свет луны.
Глава двадцать
Когда они встретились на рассвете, порт был еще тих, и мелкие волны спокойно бились о дощатый настил. Ветер пах свежестью, в нем не было смога от утренней работы фабрик и заводов, как не было и запахов жареной еды и похлебок, которые вскоре начнут готовить в уличных ларьках.
Но все это отнюдь не мешало митингу, который проводил Гоминьдан.
Джульетта остановилась как вкопанная, застыв на мостовой под качающимся деревом.
– Tā mā de, – тихо выругалась она. – Что это они…
– Это Гоминьдан, – ответил Рома прежде, чем Джульетта закончила фразу.