Эти бурные чувства

Джульетта бросила на него сердитый взгляд, когда он остановился рядом. Он что, думает, что она не способна разглядеть маленькие нашивки в виде солнца на их шапках? Партия Гоминьдан – то есть националисты – становилась невероятно популярной.

– Я знаю, – сказала Джульетта, закатив глаза. – Я хотела спросить, что они делают, а не кто они. – Я не нуждаюсь в том, чтобы ты меня просвещал. Это мой город.

Рома искоса посмотрел на нее.

– В самом деле?

Он спросил это спокойно, но ее сердце все равно словно пронзил кинжал. В самом деле? Сколько раз она задавала себе этот вопрос, когда жила на Манхэттене? Сколько раз она поднималась на крышу своего дома и смотрела на очертания Нью-Йорка на фоне неба, отказываясь позволить себе полюбить его, потому что, если полюбить Нью-Йорк, она потеряет Шанхай, а потерять Шанхай значило бы потерять все!

– Что это значит? – натянуто спросила она.

Рому этот вопрос почти что развеселил. Он неопределенно махнул рукой, показывая на ее платье и туфли.

– Да брось, Джульетта. Я живу здесь куда дольше, чем ты. В глубине души ты американка.

Ага, ясно, что он имеет в виду: сделай милость, возвращайся в Америку.

– А, ну да, конечно, – пробормотала она. – Как я со своей американской демократией вообще ухитряюсь здесь жить?

Прежде чем Рома успел что-то ответить, Джульетта резко ушла с оговоренного маршрута. Вместо того чтобы обойти митинг по широкой улице, она свернула в ближайший переулок, не дожидаясь, когда Рома последует за ней. Тут обстановка была совсем иной – вскоре они уже пробирались между гор отбросов, морщили носы от вони и вида пробегающих мимо бродячих собак и строили гримасы при виде попадающихся там и сям луж крови. Они шли по переулкам молча, и каждый делал вид, будто другого тут нет.

Затем Рома вдруг развернулся так резко, что Джульетта сразу же решила, что на них напали со спины.

– Что? – рявкнула она, тоже развернувшись и, выхватив свой пистолет, начала лихорадочно шарить глазами, ожидая, что сейчас на них кто-то нападет. – Что это?

Однако Рома не достал оружие, он обводил взглядом переулок, морща лоб.

– Мне показалось, что я что-то услышал, – сказал он.

Они начали ждать. В ближайший мусорный бак спикировала птица. Из водопроводной трубы вылилась грязная вода.

– Я ничего не вижу, – тихо сказала Джульетта, убрав пистолет.

Рома нахмурился и подождал еще секунду, но все было спокойно.

– Я ошибся. Прошу прощения. – Он поправил манжеты. – Давай пойдем дальше.

Джульетта нерешительно повернулась и опять пошла вперед. Они уже были недалеко от того адреса, который дала ей Кэтлин, и находились в знакомой части города.

Однако она все равно чувствовала, что по ее рукам бегают мурашки.

У него просто паранойя, – успокаивала себя Джульетта. Они оба нервничали из опасений, как бы их не увидели вместе. Джульетта подняла воротник своего пальто, чтобы закрыть лицо, а Рома низко надвинул на лоб шляпу, что было с его стороны разумным решением, поскольку вид у него был не самый нарядный. В ярком свете дня на его коже были особенно ясно видны порезы, а темные круги под его глазами говорили о том, что минувшую ночь он, вероятно, провел без сна из-за беспокойства за Алису.

Джульетта потрясла головой. Нет смысла строить догадки. Он вполне мог потратить минувшую ночь не на тревогу о своей сестре, а на убийства Алых.

– Он живет в одном из этих доходных домов, – сказала Джульетта, когда они вышли на нужную улицу. Дома здесь были обшарпанные и стояли скученно, проходы между ними были так узки, что их не стоило даже называть проходами. Этот район располагался недалеко от Французского квартала, однако они отличались, как день и ночь. Под ногами Джульетты лежали обломки какой-то длинной четырехугольной конструкции – надо думать, когда-то здесь стояли грандиозные сельские ворота с позолоченными иероглифами, но затем они пали жертвой стихийного городского роста и падения нравов.

– А ты уверена, что он живет именно здесь? – спросил Рома. – Наверняка в своей газете он получает достаточно, чтобы обитать в более приличном месте.

– Уж кто-кто, а ты должен понимать, насколько важна репутация, – ответила Джульетта. – Плоть от плоти народа. Коммунисты проповедуют такие идеалы. Если простой рабочий вынужден страдать, то страдать должен и Чжан Гутао – иначе за что рабочим уважать его?

Джульетта направилась к дому, соответствующему адресу, который дала ей Кэтлин, но, не дойдя двух шагов до главного входа, остановилась как вкопанная.

– Смотри, – сказала она, махнув рукой.

Рома резко втянул в себя воздух. Насекомые. Перед входом в доходный дом на земле валялось множество дохлых насекомых. Если это не улика, подумала Джульетта, то что тогда вообще можно назвать уликой?

С гулко колотящимся сердцем она толкнула входную дверь. Ржавый замок поддался, и она распахнулась.