Этика Нового Завета

Впрочем, здесь же есть и проблема: понятие «освобождение» легко становится излишне политизированным, теряя связь с новозаветным акцентом на силе Бога как единственной основе надежды и свободы. Когда это происходит, новозаветная «эсхатологическая оговорка» («еще не» спасения) часто ускользает из виду и тонкое равновесие эсхатологической диалектики нарушается. Для новозаветных авторов, использующих данное понятие, освобождение - не политическая программа людей, а обещанное эсхатологическое действие Бога[29]. Поэтому, если любовь лучше всего постигается через образ креста, то освобождение - через образ нового творения. Освобождение уже дано нам через Христа (Гал 5:1), но мы еще ждем освобождения - искупления наших тел, - стеная с творением «в рабстве тлению» (Рим 8:18-25).

Новозаветная этика должна убедительно свидетельствовать о любви и освобождении, но свидетельствовать, включая эти понятия в более фундаментальные категории - категории креста и нового творения[30]. Образы креста и нового творения послужат нам в качестве линз при прочтении новозаветных текстов, говорящих о любви и освобождении. Однако, если мы абстрагируем любовь и освобождение от этих ключевых образов, их смысл исказится. Если же мы сделаем ключевые образы из самих люб-пи и освобождения, то наше прочтение новозаветных канонических свидетельств неминуемо станет ущербным.

Вместе взятые, образы общины, креста и нового творения помещают новозаветную нравственную концепцию в фокус и позволяют нам осмысленно говорить о единстве новозаветной этики. Однако может ли эта матрица образов сохранять свое нормативное значение для нас? Об этом мы поговорим в следующей части книги.

Часть третья: Герменевтическая задача: использование нового завета в христианской этике

Глава 11. Как специалисты по этике используют писание? Диагностические вопросы

Как читать Новый Завет как Весть, обращенную к нам? Проделав синтез, мы выявили основу единства новозаветной этики. Теперь перед нами стоит герменевтическая задача. С помощью каких стратегий толкования можно услышать голос этих текстов сейчас, спустя девятнадцать веков после их написания? Если мы считаем их авторитетом для церкви, то что они означают? Можно ли сказать, что какие-то части или аспекты Нового Завета имеют авторитет в том смысле, в котором другие его части такого авторитета лишены? Что мы имеем в виду, когда говорим об авторитете повествования (например, Деяний Апостолов или одного из Евангелий)?

Это трудные вопросы. Для ответа на них имеет смысл взять труды ряда богословов и посмотреть, как в них используется Новый Завет при решении нормативных задач христианской этики. Анализ экзегетических подходов этих богословов позволит нам увидеть спектр возможных герменевтических стратегий, а также понять, что поставлено на карту в том или ином методологическом решении. Иными словами, прежде чем самим использовать Новый Завет в этических целях, посмотрим, как это делают другие богословы[1]. Я взял подборку из работ пяти крупных экзегетов XX века: Райнхольда Нибура, Карла Барта, Джона Говарда Йодера, Стенли Хауэрваса и Элизабет Шюсслер Фьоренцы. Они оказали большое влияние на Церковь. Хотя профессиональным библеистом является лишь Шюсслер Фьоренца, все пятеро внесли крупный вклад в использование Нового Завета в христианской этике. Конечно, этими пятью подходами герменевтические стратегии не исчерпываются. В конце концов, все они отражают научную культуру Европы и Америки. Четверо из них - протестанты, и только Шюсслер Фьоренца - католичка, причем, как мы увидим, ее точка зрения не соответствует господствующей в католическом нравственном богословии томистской традиции. Тем не менее моя подборка весьма разнообразна и отражает широкий герменевтический спектр. В принципе, этот спектр можно было бы расширить, включив в него представителей других богословских и культурных традиций, например томистской, пятидесятнической, богословия освобождения третьего мира и так далее (число возможностей безгранично)[2]. Однако для целей нашего исследования пяти мыслителей вполне достаточно. Читатели же могут самостоятельно применить подход, который мы используем в части III, к анализу работ других богословов.

Я не претендую на полный охват вопроса о том, как каждый из этих пяти мыслителей использовал Новый Завет. Основное внимание я сосредоточу на теме войны и насилия: на этом примере удобно рассмотреть и сравнить различные методологические подходы.