Этика Нового Завета

Предание (традиция). Когда мы говорим о предании как источнике авторитета для богословия, то имеем в виду не общие культурные обычаи, а старинные достославные церковные особенности богослужения и критического размышления. Сюда прежде всего входят древние общие символы веры и догматы. Затем - труды отдельных богословов, особенно - богословов широко читаемых и почитаемых в церкви в течение длительного периода времени (например, Августина, Фомы Аквинского, Лютера, Кальвина и Уэсли). Как показывают некоторые из этих примеров, традиция может принимать и более локальные формы: отдельные деноминации и культурные движения в рамках вселенской Церкви имеют свои формы верований и обычаев, которые играют существенную роль в том, как рассматриваются этические вопросы. В христианском богословии традиция не должна считаться священной и неприкосновенной: вспомним предупреждения Иисуса о тех, кто «оставляет заповедь Божью и держится предания человеческого» (Мк 7:8пар.). Здесь уместно прибегнуть к классической формуле: Писание - norma normans («нормирующая норма»), а предание - norma normata («нормируемая норма»). Тем не менее предание предоставляет нам отправную точку в интерпретации Писания. Она учит нас читать его с творческим сопереживанием и с духом послушания. Лишь там, где есть забота о свидетельстве предания в церкви, мы можем поддерживать то, что Хауэрвас называет «разговором друг с другом и с Богом...через поколения»[7].

Разум. Когда мы говорим о разуме как источнике авторитета для богословия, то имеем в виду понимание мира, достигнутое через систематическое философское размышление и научное исследование. В плане герменевтики разум - полезное орудие, помогающее оценить интеллигибельность текста, его соотношение с миром, как мы его воспринимаем через другие средства познания. Кроме того, критический разум играет важную роль в историческом изучении Библии, проливая свет на культурный контекст текстов Писания, процесс их написания и передачи. Взаимосвязь между разумом и авторитетом Нового Завета иногда проблематична. Это не потому, что Новый Завет неразумен, а потому, что сам разум всегда в значительной мере культурно обусловлен. Одно из самых важных прозрений философского разума в конце XX века состоит в осознании: универсальный объективный «разум» для нас недоступен[8]. Рациональность - зависимый аспект конкретных миров символов. Следовательно, спрашивая о соотношении между Писанием и «разумом» как источниками авторитета, мы ищем лучший способ скоординировать культурную логику Нового Завета с культурной логикой нашего времени. И здесь нельзя априорно исключать возможность серьезных, а то и неразрешимых, противоречий между этими источниками.

Опыт. Когда мы говорим об опыте как источнике авторитета для богословия, то имеем в виду не только религиозный отдельных людей, но и опыт верующей общины в целом. Частные откровения могут оказаться назидательны, но они могут претендовать на нормативный статус в интерпретации Писания лишь постольку, поскольку усваиваются и подтверждаются более широким опытом общины. (Классический пример - обретение Лютером милости и прощения в Писании. Его личный опыт стал образцом, просвещающим многих, а потому и герменевтической нормой для одной из основных религиозных традиций.) Опыт не только помогает понять смысл текста, но и подтверждает свидетельство Писания в сердцах и жизнях членов общины. Это то, что традиция называет testimonium internum Spiritus Sanctis то, что имел в виду Джон Уэсли, говоря о «религии, основанной на опыте»: опыт - живое усвоение текста, которое, будучи переживаемо в вере, свидетельствует о самом себе.

Я люблю рассказывать эту историю, ибо знаю, что она правдива; Она утоляет мои желания, как ничто другое[9].

Утоление желаний свидетельствует об истинности Писания. Но как быть с опытом, который как будто противоречит тому, о чем говорит Писание? Это - трудная проблема, и мы ею займемся, исследуя труды вышеназванных пяти мыслителей. В любом случае, подобно тому, как на нас неизбежно влияют традиция и культурные нормы рациональности, так мы формируемся как интерпретаторы через личное восприятие Бога и мира. Эту ключевую роль опыта необходимо признать в нашем исследовании новозаветной герменевтики и считаться с ней.