Джон Бэвард Йодер (1927-1997) - американский исследователь богословской этики, чьи корни - в меннонитской традиции. Он учился у Карла Барта в Базеле, где написал докторскую диссертацию по истории анабаптистской традиции в XVI веке. Впоследствии его интеллектуальное паломничество привело его к активному участию в экуменическом диалоге. Он был одним из менно-нитских представителей во Всемирном Совете Церквей и преподавал в Университете Нотр-Дама. В 1972 году он выпустил книгу под названием «Политика Иисуса» - новаторскую попытку заниматься христианской этикой в живом диалоге с библеистикой
[101]. Это исследование отстаивает три фундаментальных тезиса:1) Новый Завет непрестанно свидетельствует об отвержении Иисусом насилия и принуждения.
2) Пример Иисуса имеет самое прямое значение для христианской общины и является для нее нормой.
3) Верность примеру, поданному Иисусом, - не устранение от политики, а политический выбор.
Работа Йодера была открытым вызовом нибуровскому христианскому реализму, который задавал тон в американской протестантской социальной этике между Второй мировой войной и вьетнамской войной. Предвосхищая некоторые мотивы богословия освобождения, «Политика Иисуса» выступила с новым и чрезвычайно интересным предложением.
Йодер не создал глобального систематического труда по богословской этике. Большая часть его наследия - это просто статьи. «Политика Иисуса», на которой мы сосредоточим свое внимание, - самая серьезная его монография. Для понимания герменевтики Йодера важен и его сборник «Священническое Царство» (1984). Он подчеркивает общинный контекст христианского нравственного рассуждения
[102]. Вместе взятые, эти работы составляют базу, на основании которой мы сможем оценить роль Писания в мысли Йодера.Подход Йодера к богословской этике
Уже первая глава «Политики Иисуса» бросает перчатку «магистральной этике», которая не отводит Иисусу места в социальной этике. Йодер пишет: «Согласно свидетельству Библии, Иисус - образец радикального политического действия»
[103]. Он кратко описывает, как исследователи христианской богословской этики спиритуализируют учение и пример Иисуса, а то и вовсе пренебрегают ими. Он также обрисовывает альтернативные источники, которые часто приводятся в поддержку тех или иных этических норм:[Социальная этика] руководствуется здравым смыслом и природой вещей. Мы стараемся понять, что «уместно» и «адекватно», «актуально» и «эффективно». Мы стремимся к «реализму» и «ответственности». Все эти слоганы указывают на эпистемологию, которая классически называется
Йодер бросает вызов этим предпосылкам. Если источники и содержание христианской этики распознаются через природную мудрость, то «существует ли вообще
Разрабатывая библейское обоснование этой альтернативной позиции, Йодер желает заново прочесть «евангельское повествование», постоянно задавая эвристический вопрос: «Есть ли здесь социальная этика?»
Иными словами, я собираюсь проверить гипотезу, которая противоречит господствующим предпосылкам: на мой взгляд, в своем служении и своих притязаниях Иисус... не избегает политического выбора, а, наоборот, осуществляет его. Он делает весьма конкретный социально-политически-этический выбор
[106].В качестве примера Йодер берет Евангелие от Луки. По его словам, подошло бы и любое другое каноническое Евангелие, но этот случай уместно рассмотреть, потому что он, казалось бы, представляет для гипотезы Йодера особую сложность. В самом деле: «В редакции Луки часто усматривают желание показать, что христианское движение не представляет угрозы ни для средиземноморского общества, ни для римского владычества»
[107]. Поэтому, если Йодеру удастся показать, что в Евангелии от Луки Иисус предлагает контркультурную социальную этику, каноническая основа для аполитичного образа Иисуса будет существенно подорвана.В следующей главе («Грядущее Царство») Йодер, внимательно вслушиваясь в повествование, демонстрирует, что Царство Божье, возвещаемое Иисусом у Луки, имеет явный политический аспект. Благовещение и рассказы о Рождестве показывают, что Иисус «приходит избавить свой народ от уз», - уз, которые «явственно видны во всех окружающих его социальных и политических реалиях»
[108]. Искушение Иисуса в пустыне изображает Его отвергающим «идолопоклоннический характер национализма и политической жажды власти»[109].