Таким образом, у Барта мы находим сложное богословское построение. С одной стороны, он ненавидит войну и приводит серьезные библейские аргументы против нее. С другой стороны, он оставляет открытой возможность того, что в исключительных случаях Бог может заповедовать христианам именно битву. Обратимся теперь к анализу герменевтической позиции Барта в свете диагностических вопросов, о которых мы говорили в конце главы 11.
Диагностические вопросы
(А) Дескриптивный (описательный) аспект. Барт уделяет большое внимание экзегезе библейских текстов. При этом он не всегда опирается на данные исторической критики, но его комментарии, как правило, интересны и отличаются глубиной. Особенно выделяются в этом плане экзегетические разделы ЦД, напечатанные мелким шрифтом. Его толкования не всегда безупречны (чего стоит одна интерпретация Деян 5:1-11!), но он работает с колоссальной увлеченностью и пытливостью. Он чрезвычайно внимателен к контексту и большим повествовательным моделям. Впрочем, это последнее достоинство имеет свою оборотную сторону: Барта преследует искушение читать различные тексты как часть единого большого повествования, причем делать это порой без достаточного основания.
Подобно Нибуру, Барт писал свои основные труды до развития анализа редакций. Поэтому он почти не уделяет внимания индивидуальным богословским позициям евангелистов. Однако его интерпретации Павла весьма ценны и глубоки, - возможно, потому, что бартовский упор на приоритет и достаточность божественной благодати в Иисусе Христе хорошо согласуется с основными темами Павла.
Одним словом, Барт - великолепный экзегет. Ни один современный ему богослов-систематик не тратил столько сил на экзегезу.
(Б) Синтетический аспект. Барт делает серьезную попытку работать с каноном в целом, причем не только новозаветным, но и ветхозаветным. В избирательном выборе текстов его не упрекнуть: экзегетическую сеть он забрасывает широко, - так широко, что у него трудно выявить канон в каноне. Возникает ощущение, что глубочайшие корни его подхода уходят в богословие Павла, особенно в Послание к Римлянам (с комментария на которое началась научная карьера Барта!), но в ЦД он конструктивно использует самые разные отрывки Ветхого и Нового Заветов.
Как он работает с текстами, которые противоречат его взглядам? Для Барта таких текстов не существует. Даже отрывки, которые как будто создают этические аномалии, лишь иллюстрируют свободу заповедующего Бога. Божьи пути - не наши пути, и Бога нельзя связать какими-либо категориями. Барт почти никогда не объясняет внутриканонические противоречия через исторические факторы или гипотезы о развитии. Все библейские тексты, во всем их многообразии, говорят о промысле Божьем и о требовании Бога к нам. Кажущиеся противоречия в каноне становятся для Барта трамплином, от которых он отталкивается в диалектических богословских размышлениях.
Всякий читатель Барта без труда увидит ключевой образ, который для Барта объединяет его прочтение Писания. Личность Иисуса Христа, который есть основа, содержание и форма божественного требования, - объединяющий центр. Все Писание свидетельствует о Нем и о Его истине. Лишь через библейский образ Иисуса Христа мы начинаем видеть заповедь Божью в правильном фокусе. Чтобы лучше понять бартовские представления об этом образе, необходимо прочитать 4-й том ЦД, но образ остается ключевым во всех трудах Барта. Интерпретация Писания через этот образ наложила отпечаток на выраженно христоцентрические формулировки Барменской декларации: «Иисус Христос, как Он засвидетельствован нам в Священном Писании, есть единственное Слово Божье. Его мы должны слушать, Ему верить, и подчиняться Ему и в жизни, и в смерти»
[96]. Именно из-за христоцентризма библейской этики Барт в своем обсуждении войны делает такой сильный акцент на миротворчество как призвание церкви.