С таким результатом на руках Барт принимается за обсуждение конкретных ситуаций, в которых возникает вопрос о возможности исключения: самоубийство, аборт, эвтаназия, самооборона и смертная казнь. У нас здесь нет места рассматривать анализ Бартом каждой из этих проблем. Скажем лишь, что он старается рассматривать их в свете библейских текстов. Например, хотя «Библия нигде прямо не запрещает самоубийство», рассказы о Сауле, Ахитофеле и Иуде «гораздо лучше» служат целям нравственного наставления, чем соответствующий прямой запрет
[79].Очень показательны ремарки, которые он делает относительно Нагорной проповеди при обсуждении самообороны. Сначала он приводит заповеди подставить другую щеку и не сопротивляться врагу, а потом комментирует:
Мы не должны ими пренебрегать. Мы не должны их извращать и неверно
интерпретировать. Мы должны их уважать и понимать буквально.
(Здесь Барт не упоминает о Нибуре. Однако, если бы он написал эти строки в рецензии на нибуровскую статью «Уместность недостижимого этического идеала», они бы пришлись как нельзя кстати.)
Как мы уже говорили, Барт сам себе создал серьезную проблему: чем сильнее он настаивает на ситуативной конкретности божественной заповеди, тем более странно слышать об общих «правилах». С другой стороны, чем сильнее он настаивает на обязательности Иисусова учения, тем более странны упоминания об «исключениях». И как понять его оговорку («до особого распоряжения»)? В какой форме может прийти подобное распоряжение и как мы его узнаем?
Здесь мы видим один из самых запутанных элементов бартов-ского богословия. Что он подразумевает под слышанием заповеди Божьей? Конечно, человек слышит заповедь Божью, когда внимательно читает Библию. Однако, если иногда Бог заповедует исключения к заповедям, записанным в Писании, трудно понять, как Барт может иметь в виду нечто иное, чем непосредственный опыт Божественного откровения
[81]. Из наших пяти богословов только Барт в своей концепции нравственного выбора требует (по крайней мере, имплицитно) постоянной опоры на молитву, на прислушивание к божественном) наставлению, и вере, что Бог может обращаться и обращается к отдельным людям с конкретными указаниями. Иначе все разговоры об «исключениях» не имели бы смысла.Получается, что мы должны вдумчиво читать Писание, желая как можно точнее исполнить его заповеди, но в то же время прислушиваясь в молитве: вдруг произойдет маловероятное, и Бог откроет, что в определенной конкретной ситуации необходимо поступить вопреки правилу, данному Писанием. Посмотрим, как эта герменевтическая стратегия работает в бартовских рассуждениях о войне.
Этот раздел ЦД был написан в 1951 году, когда еще была жива память об ужасах Второй мировой войны. Барт резко обличает войну: по его словам, она категорически противоречит воле Божьей
[82]. Вопреки прошлым иллюзиям война ведется не для защиты чести, справедливости и свободы. Это - борьба между народами за экономическую власть. Барт пишет: «Реальный вопрос в войне... главным образом, не сам человек и его жизненные нужды, а экономическая власть. При этом в войне не столько человек обладает этой властью, сколько она обладает им»[83]. Жуткая реальность современного вооружения с его способностью уничтожать все население, обнаружила зло войны гораздо отчетливее, чем оружие прошлых исторических эпох. Поэтому: «В отличие от предыдущих поколений, мы сегодня можем, должны и призваны взглянуть на реальность войны без оптимистических иллюзий. Сколь недвусмысленно уродлива война!»[84]Однако могут ли христиане иногда прибегать к войне?