Хауэрвас разрабатывает эти темы в «Мирном Царстве», особенно в главе под названием «Иисус: присутствие мирного Царства»
[202]. Здесь, однако, он подчеркивает эсхатологичность рассказа.Чтобы приступить к пониманию Иисусовой вести о Царстве, мы должны сначала избавиться от представления, что известный нам мир будет существовать бесконечно. Надо научиться видеть его так, как его видел Израиль, - в эсхатологической перспективе. Это может прозвучать устрашающе, но в реальности все просто: смотреть на мир в эсхатологической перспективе, значит, смотреть на него в категориях рассказа, который имеет начало, разворачивающуюся драму и конец
[203].Лишь когда мы смотрим на рассказ в целом, включая его обетованный конец, предзнаменуемый воскресением Иисусовым, мы начинаем видеть смысл в «жестких требованиях Нагорной проповеди». Мы начинаем видеть их не как невыполнимый идеал, но как указание на истину о реальности.
Разумеется, Иисусово требование прощать врагов идет вразрез с нашими нормальными предпосылками о том, что возможно, а что нет. Но в этом-то и есть все дело! Мы должны не принимать как должное мир с его ненавистью и обидами, но признать: на дворе новая эпоха, когда можно жить по-новому
[204].В то же время ученичество - это всегда жизнь «в пути». Это незавершенный рассказ, и мы - его участники. Евангелие зовет нас к замечательному «совместному приключению», которое придает нашим жизням достоинство и смысл
[205]. Снова и снова, описывая опыт церкви, Хауэрвас прибегает к метафоре паломничества. Рассказ об Израиле изображает народ, находящийся в странствии, все еще ожидающий окончательного исполнения божественных обетований. И Церковь обретает себя в продолжении этого путешествия.Когда христиане называют жизнь паломничеством, они имеют в виду необходимое и бесконечное возрастание «я» в познании того, как жить в соответствии с рассказом о Христе. Он - Господь наш, и у него мы учимся верности тому факту, что этот мир есть мир Божий, и мы - творения Божьи
[206].Представление о христианском существовании как о жизни внутри разворачивающегося повествования препятствует любым попыткам сформулировать систематическую этику
[207]. Нам нужны не правила и принципы, аИтак, с точки зрения Хауэрваса, церковь должна формироваться рассказом об Иисусе и примером тех, кто передал его нам.
Она должна формироваться как «община с характером», чья жизнь «представляет собой политическую альтернативу всякой нации, свидетельствуя о социальной жизни, возможной для тех, кто сформирован рассказом о Христе»
[208]. Эта альтернатива - путь мира, прощения и любви к врагам. Война и насилие должны быть чужды народу Божьему, ибо «насилие происходит от самообманчивого представления, что контроль - в наших руках, что мы - наши собственные творцы и что только мы можем придать нашей жизни смысл, ибо более никто этого сделать не может»[209]. Однако нам известно: о нас заботится любящий нас Бог, которому подвластна наша жизнь. Поэтому в насилии нет необходимости, и оно противоречит истине, заключенной в ключевом для нас рассказе. Поэтому «ненасилие - не просто одно из многочисленных следствий, которые можно вывести из христианских убеждений; оно представляет собой средоточие всего нашего понимания Бога»[210].Диагностические вопросы
(А) Дескриптивный (описательный) аспект. В своих интерпретациях библейских текстов Хауэрвас редко опирается на подробную и детальную экзегезу. Его упоминания о «рассказе об Иисусе» суть широкие аллюзии на евангельские повествования в целом. Когда он ссылается на конкретный текст, то часто приводит его полностью
[211], но редко аргументирует свое понимание отрывка в противовес альтернативным толкованиям или делает богословские выводы на основе скрупулезного анализа его языка или композиции. Блоки цитируемого материала выступают как пересказы рассказа, и Хауэрвас снабжает их краткими и лаконичными пояснениями[212].Даже в проповедях из книги «Выпуская на волю Писание» Хауэрвас не столько толкует тексты, сколько излагает условия, при которых возможно их понимание. Например, в «Проповеди по Нагорной проповеди» Хауэрвас пишет:
Я утверждаю, что Нагорная проповедь предполагает существование общины, которая отказалась от насилия, и вне такой общины ее понять невозможно. Выражаясь предельно задиристо: вы не сможете правильно прочесть Нагорную проповедь, если вы не пацифист... Эта проповедь не порождает этику ненасилия, но скорее наоборот: для правильного ее прочтения нужна община, отказавшаяся от насилия
[213].