Этика Нового Завета

Метафорический процесс может происходить не только на уровне отдельных образов и предложений, но и на более высоком уровне рассказа, как это видно в синоптических притчах[15], возьмем, например, притчу о неверном управителе (Лк 16:1-9). Перед нами ловкач, который, находясь на грани увольнения, срабатывает расположение должников своего хозяина, списав им часть долгов. У этой притчи неожиданная развязка: хозяин не приходит в ярость, а хвалит управителя за то, что тот умно поступил. Мы-то ждали, что притча закончится нравственным обличением мошенника! Но нас застали врасплох, и мы вынуждены пересмотреть свое восприятие. Почему хозяин не осудил управителя? Возможно, потому что управитель понял: близок час суда, и надо действовать быстро и решительно. Как раз такого решительного отклика ждет от слушателей Иисус, проповедуя им Царство. Если нам развязка притчи не нравится, то, быть может, мы чем-то похожи на самодовольного старшего сына из притчи о блудном сыне (Лк 15:11-32), непосредственно предваряющей этот отрывок. И, подобно ему, мы отказываемся от пира, если настаиваем, что людям надо давать то, что они заслуживают... «Понять» эти притчи - значит, быть измененными ими, позволить им трансформировать свое представление о мире. «Понять» их - значит, начать размышлять о том, как изменить свою жизнь в ответ на Евангелие. Евангелие, которое показывает, сколь многое мы еще не знаем об ответственности и этике.

Еще более радикальный вызов нашему обыденному восприятию бросает евангельская весть о распятом Мессии. Эта Весть - для иудеев соблазн, а для эллинов - безумие. Для самих же призванных, иудеев и эллинов, Христос - сила Божия и премудрость Божия (1 Кор 1:23-24).

Фундаментальная задача новозаветной этики - снова и снова призывать нас открыться той трансформации, которая начинается при метафорическом соотнесении своей жизни и этого рассказа[16].

Стивен Крафчик резюмирует: «Метафора - способ создать диссонанс мысли с целью реструктуризации значимых отношений»[17]. Это и делает Новый Завет, если его читать метафорически в соединении с нашим собственным опытом. Мир, который мы знаем, - или думаем, что знаем, - меняет свои очертания, когда мы соотносим его с Новым Заветом. Герменевтическая за дача состоит в том, чтобы поместить наш опыт на карту новозаветного рассказа об Иисусе. Новый Завет опрокидывает обыденное мировоззрение и предоставляет образы и категории, в свете которых можно иначе взглянуть на жизнь нашей общины[18].

Временной разрыв между христианами I века и христианами конца XX века можно преодолеть только с помощью воображения. Как это происходит? Возьмем несколько примеров.

Притча о богаче и Лазаре (Лк 16:19-31). Согласно Луке, Иисус рассказал ее фарисеям, которые были «падки до денег» (Лк 16:14), а потому смеялись над Ним. Однако когда мы читаем текст метафорически, мы слышим притчу, словно она обращена к нам, и она преображает нашу жизнь. Это не аллегорическое толкование: мы не соотносим каждую деталь притчи с каждой деталью нашей жизни. Здесь происходит другое: мы вдруг видим аналогию между нашим собственным поведением в денежных вопросах и поведением богача, у ворот которого лежал Лазарь. Его участь, страшные муки в адском пламени, служит для нас суровым предупреждением. Нас тревожат горькие слова Авраама о братьях богача: «Если Моисея и пророков не слушают, то, если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят». Становится ли это словом предупреждения для нас - нас, которые стоят по эту сторону воскресения Иисуса? Слово преодолевает временной разрыв.

Рассказ о ранней иерусалимской общине (Деян 2:42-47; 4:3237) дает Церкви не предостережение, а позитивный образец. Однако в том смысле, о котором я говорю, нормативная функция этого повествования - тоже метафорическая. Ведь здесь нет ни правил для общинной жизни, ни экономических принципов. Вместо этого мы читаем рассказ, который зовет нас задуматься: как мы можем вести сходную жизнь в наших собственных общинах? Как своим поведением в экономической сфере свидетельствовать о силе воскресения так, чтобы о нас можно было сказать: «И великая благодать была на всех их»? Слово преодолевает временной разрыв.

Такие метафорические проекции не требуют от нас в точности воспроизводить поведение героев этих рассказов или реанимировать древний экономический уклад[19]. (Не будем забывать, что для метафоры характерна способность отражать напряжение между сходством и различием семантических полей, которые мы метафорически соединяем.)[20] Скорее, метафорическое уподобление иерусалимской церкви (Деян 2; 4) и нашей Церкви разрушает обыденное восприятие экономических реалий и призывает нас решительно пересмотреть свое поведение.