Этика Нового Завета

Почему мы отводим Писанию герменевтический приоритет? На подробный ответ здесь нет места. Для этого пришлось бы написать целую книгу, где подробно поговорить о формировании канона, об истории рецепции и использовании Писания в церкви, о сложных дебатах в современном богословии по поводу авторитета и герменевтики. Однако в задачу настоящей книги не входит апологетическое оправдание библейского авторитета. Я лишь хочу критически поразмыслить над тем, как использовать Писание в нравственных суждениях христианской Церкви, - то есть общины, чья идентичность уже глубоко сформирована благовестием, первоначальными и уникальными свидетелями которому были новозаветные тексты. Для такой общины Библия - не просто один из образцов древней «классики». И не просто один из многочисленных учителей на рынке идей, опыта и чувств. Писание - неиссякаемый источник жизни, и Церковь именно на нем в первую очередь строит свою идентичность. Таким образом, герменевтический приоритет Нового Завета - одна из аксиом христианской жизни: традиция, разум и опыт должны найти себе место в мире, о котором повествуют новозаветные свидетельства.

Традиция должна иметь вес. К ней необходимо прислушиваться. Она содержит немало поразительных прозрений относительно смысла Писания, а также вопросов, которые Писание прямо не рассматривает. И все же ее роль должна быть подчиненно и по отношению к роли новозаветных текстов. (Собственно говоря, христианская традиция и сама свидетельствует о приоритете Библии.) Иначе есть опасность, что предание задушит текст, нивелирует его радикальность. Члены церкви всегда могут впасть в такое отношение к традиции, которое осудил Иисус, обличая книжников и фарисеев:

Хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исайя, как написано: «Эти люди чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим». Вы оставляете заповедь Божию и держитесь предания человеческого (Мк 7:6-8).

Когда традиция вступает в противоречие с новозаветным представлением о жизни и призвании христианской общины, - это время суда, покаяния и реформации. Например, в вопросе о насилии: я убежден, что старая и четко сформулированная концепция справедливой войны несовместима с новозаветным призывом взять крест и следовать за Иисусом. От таких традиций необходимо отказаться.

Разум также играет важную роль. Он упорядочивает чтение Писания, помогает увидеть его смысл, а также помещает библейские тексты в контекст других источников знания. Однако Весть о кресте часто противоречит голосу разума, «ибо глупость Бога мудрее человеческой мудрости» (1 Кор 1:25а; см. ст. 18-31). Разум неизбежно несет на себе ограничения той или иной человеческой культуры. Он должен быть исцелен и обучен божественной мудростью, которую мы находим прежде всего в Писании. Разум никогда не может действовать в вакууме. Когда нам кажется, что разум противоречит Писанию, - это время тщательной переоценки мирского «знания». Возможно, мы видим факты в искаженном свете.

Опыт может претендовать на роль богословского авторитета только тогда, когда это совместный опыт многих членов верующей общины[6]. Его основная роль состоит в том, чтобы подтверждать истину библейского учения, которое исповедует и осуществляет в своей жизни община. Мы знаем, что наша надежда не тщетна, ибо «любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5:5). Как известно, на опыт не всегда можно полагаться: люди часто подвержены иллюзиям и самообману. Вот почему притязания на богословский авторитет того или иного опыта надо проверять в свете Писания, а также через совместное суждение членов общины. И уж, конечно, никакой частный опыт не должен низвергать богословский авторитет Нового Завета. Можно, однако, спросить: может ли Церковь в каких-то случаях признавать откровение, противоречащее свидетельству Писания? Сразу на ум приходит рассказ о проповеди Петра язычнику Корнилию (Деян 10-11) и последующее признание Церковью того, что Бог даровал Святого Духа даже тем, кто нечист» по библейским нормам. Далее, в части IV, мы рассмотрим некоторые проблемы, с этим связанные. Бог, как подчеркивал Барт, волен действовать неожиданным для людей образом. Однако надо сразу сказать: притязания на боговдохновенный опыт, противоречащий свидетельству Писания, могут быть возведены до нормативного статуса в церкви лишь после самого глубокого и внимательного изучения консенсусом верных. Гораздо чаще верно обратное: наш опыт, неоднозначный и замутненный грехом, стоит под судом Писания и должен корректироваться в свете его. Писание снова и снова учит нас не сообразовываться с веком сим, но преобразовываться обновлением ума нашего, чтобы верно познавать, что есть воля Божья (Рим 12:2).

До сих пор мы не рассматривали нормативных предложений для этой прагматической задачи новозаветной этики. Мы займемся этим далее, в разделе 3 данной главы, а также в части IV. А пока обдумаем взаимосвязь между метафорой и нравственным воображением.