Это я тебя убила

Тварь. Тряпка. Счастливым? – вопит в голове целый рой внезапных голосов, которые я сначала не узнаю, а потом начинаю различать. Они из снов и из Подземья, они принадлежат и «детям героев», и моим жертвам, и тем физальцам, которым хозяин промывал раны и ампутировал конечности. Их все больше, они надвигаются, а когда Орфо перед моими глазами вдруг расплывается, в мраморном монументе проступают и их обладатели – бесчисленные мертвецы. Скала сочится кровью, глаза горят, людская масса возится, визжит и стонет, и я делаю единственное, что могу: отшатнувшись, споткнувшись, падаю на колени, закрываю лицо руками. Вопли все оглушительнее. Голова кружится. Что… что произошло? Уйдите!

Счастливым? Счастливым?!

– Эвер! Эвер!

Не сразу осознаю: Орфо кинулась ко мне и опустилась рядом, трясет за плечи и зовет. Я же все смотрю на трупы, ползущие вверх и злобно тянущие руки к одинокому дереву на вершине. Откуда-то я знаю: они доберутся. Они лезут с одной целью – выдрать его с корнем, сломать. Как громко они визжат, какой омерзительный смрад разливается вокруг нас, как…

– Не дай им этого, – шепчу я, надеясь, что Орфо слышит. – Не дай…

Она, отвечая что-то, делает резкое движение – тянет меня к себе, силой пригибает мою голову к своему плечу, обнимает поперек спины. Но прежде чем мир померкнет за тканью ее туники, я вижу это – тонкое мерцание оливкового ствола, незримую серебристую волну словно бы от спрятанных в мраморе корней. Волна стремительно катится по мертвецам, захлестывает одного за другим… и возвращает мемориалу прежний облик – безмолвный, бездвижный, чистый, прекрасный. Я рвано выдыхаю, и наконец со мной рядом остается только один шепчущий голос:

– Эвер… пожалуйста, скажи, что с тобой?

Теперь мы оба стоим на коленях, судорожно обнявшись, и ее ладонь водит по моим волосам. От одежды пахнет можжевельником, чайным деревом, апельсином. Пытаюсь сосредоточиться на этом: точно, эфирные масла, она натерлась еще перед выходом, скорее всего борясь с тревогой и пытаясь взбодриться. Нужно и мне так делать. Жаль, я никогда не ценил этот ритуал.

– Я… просто закружилась голова. – Медленно поднимаю голову и смотрю ей в глаза. Ненавижу врать. Да. Но правда отвратительна и вдобавок не имеет объяснений. – Скорее всего, последствия. Но, как видишь, сегодня мне уже намного лучше, чем вчера.

– Намного?! – Она, похоже, понимает, что я не готов к тревожным восклицаниям и расспросам, поэтому пытается передразнить мой вымученный шутливый тон. – Да ты не лучше Скорфуса, разве что тебя не рвет шерстью.

«Не забудь, что ты сама виновата», – вовремя себя одергиваю, не говорю этого, но возможно, говорит мой взгляд: Орфо быстро потупляется и кивает, словно отвечая: «Я тебя услышала». Мы замолкаем, и неловкость набирает обороты. Видимо, у Орфо только одно средство борьбы с подобными моментами. Криво усмехнувшись, а потом и вовсе скорчив какую-то чудовищную гримасу с вываленным языком, она напоминает:

– Если сдохнешь раньше, чем я, то даже не увидишь, как мне раздавит мозги короной. Помни об этом! На твоем месте я бы…

Мой палец прижимается к ее теплым губам раньше, чем я бы это осознал.

– Прекрати. – Как заговорил, я тоже не осознаю. – Я больше не хочу этого слышать.

Никогда. Ведь уверенности, что я хочу подобных зрелищ, мне не хватало и прежде, даже в первые минуты пробуждения, что бы я ни говорил. Да, я хотел справедливости. Расплаты. Хоть чего-то, ведь казалось, только это поможет ей осознать, что она наделала, что я чувствовал, в какую пытку она превратила мою жизнь и, вдобавок, жизни моих жертв. Да, это было главное, а может, и единственное, чего я хотел. Чтобы она поняла. Ужаснулась. Но с каждым часом, проведенным с ней, я ведь лучше вижу простую правду: она всегда понимала. Действительно понимала, а сейчас, смотря на меня вот так, едва не плача, она, похоже, уже не справляется и с ужасом.

– Не знаю, останешься ли ты в живых. – Увы, и это правда. На секунду я все-таки жмурюсь, не в силах смотреть на Орфо. – Но, определенно, любоваться твоей смертью я не стану. – Открываю глаза и отвожу руку, чувствую ее рваный вздох и удивительно просто нахожу слова: – У нас впереди почти три недели. Ты права, будет очень сложно, но я сделаю все, чтобы…

Радуйся. Ты победила. Почти так же быстро, как малышку Клио. Внутри меня что-то воет и смеются мертвые голоса. Они все еще где-то здесь.

– Простить меня? – Но, к моему удивлению, она без тени радости качает головой, а ладонь, соскользнув с лопаток, накрывает левую сторону моей груди. На губах снова появляется горькая улыбка. У меня не получается кивнуть. – О. Эвер, ты очень щедр, но боюсь, все это… – Она запинается и оборачивается к мемориалу. Мучительно пытается увидеть его моими глазами. Надеюсь, у нее не выйдет. – …просто не даст мне самой простить себя. А это очень важно.

– Это правило? – Мы снова встречаемся глазами. Она неопределенно поводит плечом.