Это я тебя убила

За пару этажей до жилого я сворачиваю в боковой коридор, полный экседр и кабинетов. Целер следует за мной; шаги кажутся все более знакомыми, но я упорно делаю вид, что ничего не замечаю. Мне все еще так спокойнее. Сумеречный замок кажется чужим, я никогда не полуночничал вот так – скитаясь впустую; мои бессонные часы принадлежали Орфо и ее кошмарам. Поэтому теперь я то натыкаюсь на скульптуры, то не вписываюсь в повороты, а на одной из черных лестниц налетаю на дозорного. Бедный малый, худой и лохматый, мгновенно хватается за меч: в белой одежде я, видимо, показался ему кем угодно, но не человеком.

Мы извиняемся друг перед другом и расходимся, я ныряю вверх. Когда сзади звучат уже два голоса, я убеждаюсь в догадке о своем преследователе. Странно и тревожно, но ведь скрывать мне нечего? Пусть. Расправляю плечи, облизываю губы, не без удивления отмечаю: они больше не ощущаются сухими и обветренными. У тебя целительные поцелуи, Орфо? Слабо улыбаюсь и даже не одергиваю себя, только в груди гнилым цветком распускается другой вопрос без ответа. На что-то рассчитываешь?

Толкаю двустворчатые двери, сворачивая в бесконечную череду залов, в сизо-розовый свет, которого тут еще больше. В арочные окна он падает яркими пятнами, вступает в схватку с тенями и иногда побеждает. Почти в каждом помещении есть зеркала – круглые и квадратные, большие и маленькие, на потолках и стенах. Идя вперед, я ловлю свое отражение и через раз вздрагиваю: оно предстает то мной, то им. Монстром.

Монстром в окровавленной железной перчатке, с гнилым оскалом. Монстром, готовым крушить и ломать. Снова… почему снова? Исчезни! Ускоряю шаг – отражений становится слишком много, много теней, много лунных бликов. В какой-то момент почти бегу, но от мыслей не убежать, как не убежать и от гнилого цветка, рядом с которым пышно цветут другие.

Ты точно уверен? – У этого медово-полынный голос, почти как у Кирии.

Что все идет так, как должно, и ты не изменяешь сам себе, целуясь и зажимаясь с ней? – добавляет одинокая старая затворница из Подземья, ехиднее и мрачнее.

Пусть живет новую счастливую жизнь? – смеется тот невидимый храбрец со шпагой.

Ты за нее порадуешься? – допытывается Гефу. Или Гофу.

Хорошо… надеюсь, все эти голоса, и видения, и сны, и слабость, и то, как тебя вышвырнули из человеческой жизни, не повлияют на то, что решило твое сердце… – Шепот хозяина продирает до костей. – Оно ведь все решило?

– Я… – Замолкаю.

Нет, нет, отозваться им – значит призвать свое сумасшествие, я не стану! Не стану, даже если…

– Ты ведь не убьешь ее случайно, твое прощение… полное? – Не может это шептать Плиниус, никак, нет, и все же я предательски спотыкаюсь, вбегая в новый зал. – Несмотря даже на то, что – ты ведь знаешь? – если бы не ее поступок, ты мог бы стать ее королем, но останешься лишь рабом? Да?

Рабом. Но даже это лучше, чем чудовищем. Я бегу. Они твердят свое по кругу: уверен… зажимаясь… счастливую жизнь… порадуешься… прощение… король…

– ИСЧЕЗНИТЕ!

Очередная дверь, темная, грубая и старая, на засове. Не заметив этого, я слегка врезаюсь в левую створку – но даже не пробую отпрянуть, наоборот, прижимаюсь к резной древесине лбом. Кажется или он пылает? Вдавливаю рядом еще и ладони, силясь отдышаться и окружить себя тишиной. Хватит, хватит… Интересно, что подумает мой преследователь? Нет. Не интересно.

Мои ли это вопросы, мои ли мысли? Все сложнее отделять себя от голосов, и это не просто пугает – это лишает сил. Нет. Многие просто не могут быть моими. Королем? Я? Плиниус точно не думал о подобном, это порождение чьего-то больного разума. Он знал, какое чудовище притащила обратно в замок его дочь; Арфемис даже не раздавил бы мне череп, как Орфо, нет; он разодрал бы меня на куски за одно только дерзновение. Я не схожу с ума, я… Сглатываю, облизываю губы, ощупываю свое сознание так, будто оно и вправду поросло гнилыми бутонами. Боюсь оступиться, боюсь слишком глубоко вдохнуть и уже не выдохнуть. Остервенело, до ломоты, скребу по древесине ногтями, надеясь болью вырвать себя в реальность.