Это я тебя убила

До столов, ломящихся от еды, немного – и я еще ускоряюсь по мере того, как рванее становится кастаньетный ритм и отрывистее – хвалы Зирусу. Рикус украдкой помахал мне уже несколько раз, хотя это не принято; Клио, сильно волнуясь, грызет ногти, хотя это невежливо. А Ардон, судя по кувшину, который они с Эвером возле себя поставили, уже готовится тушить мои ступни в случае чего. В кувшине наверняка молоко со льдом.

Почему-то думаю о том, как несправедливы наши обычаи – ведь даже если бы у меня был муж, испытание мы проходили бы порознь, по очереди. Как мама с отцом. Как все наши предки, женившиеся и выходившие замуж уже после коронации; как родители Клио. Как Лэлэйя и Арэстэс, коронованные вместе. Разве не глупо? Почему коронуемым вместе нельзя пройти по углям рука об руку? Впрочем, жрецы объяснили все очень просто:

«Вдвоем сложнее. Чужой шаг всегда отвлекает».

Может, и так. Я точно думала бы, не споткнется ли мой партнер. Посматривала бы на его носки и пятки, невольно подлаживалась бы, чтобы не отстал и не опередил. И наоборот – у него наверняка в какой-то момент возник бы соблазн избавить меня от испытания, просто поднять на руки и нести…

Проклятие. Я ведь представляю рядом конкретного партнера, представляю даже, каково быть на его руках и какие болезненные ожоги он получил бы от нашего двойного веса. Шаг. Шаг. Уголек едва не попадает на незащищенную верхнюю часть ступни, я избегаю этого чудом и сжимаю челюсти, натягивая на губы улыбку и понимая, что раскраснелась от жары.

Не только от этого. Я представляю рядом Эвера.

Рыжих огненных глаз впереди уже почти нет. Дорожка обрывается в пяти шагах от первого стола, и как же прохладна вечерняя росистая трава. Шаг. Зубы можно разжать. Корзина чуть не падает – руки прошивает дрожь. Но я вдыхаю полной грудью и говорю:

– Слава Зирусу. Слава Арфемису. Слава Святой Горе!

– СЛАВА! – откликаются за спиной жрецы, и от голосов их дрожит листва на деревьях.

– Слава! – скандируют и гости, не сводя с меня глаз.

Когда я опускаю корзину с тяжелым выдохом, когда кастаньеты, дав последнюю череду ликующих ударов, смолкают и смолкают зычные певчие голоса, Эвер привстает. Не он один: вскакивает Клио, встают многие в делегациях, поднимается даже Орлиное Ребро в Белом Песке – высокомерный вождь красного народа, прибывший последним, сегодня днем. Он наблюдает за мной мерцающими закатными глазами, с любопытством исследователя, но и не без уважения. Похоже, он, как и многие, не надеялся, что я пройду.

Но я прошла. Прошла! Только теперь, вместо ударов ракушек и переливов хора слыша возбужденный гомон, я это понимаю. Спохватившись, бегло проверяю пятки и места между пальцами – чистые, впрочем, боль я бы почувствовала сразу. Наконец могу выдохнуть уже по-настоящему, одарить всех настоящей улыбкой и даже помахать. Подумаешь, угли. Не самое страшное в моей жизни. Хотя ощущение – будто под пятками поселились блуждающие огоньки и словно бы… вполне сдружились с моей душой? – необычное. Может, во всех этих ритуалах очищения и правда живут частички божественной силы, которые я должна впитать?

– Будьте, – громко говорю я последнюю формулу, – мне свидетелями.

Я чиста. Ну… хоть в чем-то.

Гости медленно садятся на места: убедились, что я в порядке. Обвожу столы взглядом – они расставлены полусолнцем, где центральный «луч» – мой стол, справа идут «лучи» столов, за которыми сидят гирийские патриции и нобили, а слева – «лучи» делегатов. Все смотрят, ждут – ведь это не все. Последней, медленнее остальных, опускается Клио; ее горящий испуганный взгляд прикован ко мне: похоже, она до сих пор подозревает, что ноги я сожгла и лишь не подаю виду.

Я улыбаюсь ей, поудобнее перехватывая корзину, – и медленно иду вдоль длинной боковой скамьи, вдоль чужих спин. Клио там, во главе стола, по левую руку от меня между Ардоном и Рикусом, в то время как по правую – Эвер, кир Мористеос и кир патриций по медицине Хиршус. Слева также вся физальская делегация и их стража, а справа Илфокион, несколько токсотов высшего ранга, медики отца и прочие люди, на которых я полагалась все минувшие дни. Я посадила их тут, не смотря ни на сословие, ни на что, кроме заслуг. В последнюю неделю я чуть не сошла с ума и сегодня благодарю всех, кто не дал мне это сделать. Место выделено и Скорфусу – прямо на столе, между Эвером и киром Мористеосом. Он уже приземлился туда и с достоинством вылизывает лапу.

Я подступаю к Клио – и, по-прежнему улыбаясь, вынимаю из корзины яблоко, самое красное яблоко из всех, что там лежат. В наших землях нет яблоневых рощ, лишь немногим меченым садовникам удается вырастить эти капризные фрукты. Чаще их привозят из северных провинций, но это яблоко – с единственной яблони, что выжила здесь, прямо у нас. Я посадила ее восемь лет назад для Лина – он яблоки обожал, – но первые плоды она дала лишь год назад, когда он уже редко что брал из моих рук. Я не скажу об этом Клио, но скажу другое:

– Да умножится наша дружба, эфенди.