Это точно не подделка? Откровенный рассказ самого известного арт-мошенника

Во Флоренции я покупал антикварные книги. Они стоили гораздо дешевле, чем в Соединенных Штатах, а их выбор был существенно больше. Мне было все равно, как выглядела книга и на какую тему она была написана. Однажды я, например, купил книгу о десятине, эквиваленте системы Налогового управления США, практиковавшейся в Средние века.

Все, ради чего я искал такие экземпляры – это пустые страницы с водяными знаками, которые можно было бы датировать и использовать для рисунков.

На протяжении всего своего увлекательного пути я встречал интересных людей и впитывал великолепное искусство. Каким-то образом без особых усилий я стал завсегдатаем казино Монте-Карло, легендарных кафе на Монмартре и антикварных магазинов Рима. Я стал, подобно Даксу Ксеносу, одним из Искателей приключений.

Глава 9. Легенда о подлинности (1981)

Спросите сотню человек, чем, по их мнению, занимаются подделыватели произведений искусства, и 99 скажут вам: «Они копируют картины». На самом деле, это самый далекий от истины ответ, и, если вдуматься, становится очевидно, почему. Ни один серьезный фальсификатор не смог бы скопировать картину просто потому, что оригинал уже существует. Если бы все было так просто, то, чтобы доказать, что копия поддельная, нужно было бы указать на оригинал в музее и сказать: «Вот настоящая картина».

Чтобы действительно изготовить сто́ящую подделку, необходимо создать что-то новое, чего никогда не существовало, и придумать повод появления нового «оригинала» на свет.

Дали часто продавал чистые листы бумаги со своей подписью. Можно изобразить на них все, что пожелаете, – заплати за бумагу, остальное ему было все равно. По-моему, здесь даже речь не о подделках, это просто Дали до такой степени ни о чем не парился.

Всякий раз, когда кто-нибудь спрашивает меня о моем ремесле, люди всегда хотят услышать, что это какой-то эзотерический, мистический процесс, духовное общение с мыслью художника, длящееся до тех пор, пока я не смогу без особых усилий повторить то, что сделали они, не задумываясь об этом по-настоящему. Я слышал это миллион раз, и все равно это, честно говоря, чушь собачья.

На самом деле, нужно постоянно учиться, учиться, учиться и практиковаться, практиковаться, практиковаться. Я поглощал любую информацию о художнике, которую мог достать: документальные фильмы, книги, каталоги, научные статьи; я читал историю и просматривал микрофиши[28] старых газет и каталожные записи; я часами просиживал в архиве, в процессе чего у меня появлялись идеи о будущих подделках.

Хан ван Меегерен, знаменитый голландский фальсификатор 1930-х и 1940-х годов, был посредственным художником, но вошел в историю как мастер своей эпохи, внедривший использование фенола и формальдегида – бакелитового пластика – для того, чтобы краски высыхали и растрескивались изнутри, имитируя старинное полотно. Техника Ван Меегерена ввела в заблуждение экспертов. Он мог бы принести свою картину в музей и сказать: «Мне подарила ее богатая итальянская семья, которая не пожелала раскрывать свое имя», – никаких дальнейших объяснений не требовалось. В мое время провернуть такое уже было невозможно, и это наводит нас на важный секрет современной подделки. Для меня документированная история картины – происхождение, провенанс – были важнее, чем сама работа. Можно владеть настоящей картиной Рембрандта, но если у вас нет легенды, все, что вам предложат, – это повесить ее у себя в подвале или продать на базаре за пару сотен долларов.

В 1947 году ван Меегерену угрожали смертью за то, что он продал нацистским оккупантам работу, которая, по мнению прокуратуры, была подлинным произведением Вермеера. На суде ван Меегерен признался, что подделал картину, и, чтобы спасти свою жизнь, ему пришлось доказать, что он может воспроизвести ее прямо в суде перед присяжными. Немыслимо – я бы так не смог. Я тратил массу энергии на составление легенды, которая доказала бы, что моя работа настоящая; он же изо всех сил пытался доказать, что настоящая подделка без какой-либо легенды вообще – была подделкой.