Я подумывал продать свой рисунок Рембрандта через Чарльза, но повременил и сохранил его в своем сейфе как сувенир об увлекательном процессе.
Я проставил отметки на своем поддельном «Яне Корнелиусе Сильвиусе» штампами Флинка и Малкольма и продал их вместе с «Архангелом, покидающим семью Тобиаса» Центральной художественной галерее на Гавайях за 16 500 долларов, сумму совсем скромную, меньшую, чем стоили бы многие гравюры Шагала, Дали или Миро. Когда я попенял на это представителям учреждения, они страшно расстроились, ведь до моих гравюр у них не было ни одной работы Рембрандта. Полгода спустя они построили специальную комнату исключительно для гравюр художника и запустили в городе настоящий бум, выставив на продажу по премиальным ценам мой великолепный оттиск Рембрандта и множество более поздних, менее желанных оттисков Басана и Бернара. Довольно скоро все поголовно захотели обладать гравюрой Рембрандта. Даже рисунки художника, которые всегда жадно коллекционировались, теперь называли «новыми масляными работами», потому что они невероятно возросли в цене.
За эти годы я проделал массу подобных операций.
В моей студии хранились фирменные бланки от агентов художников, коллекционные штампы, стикеры, пометки и печати музеев и галерей – все, что, будучи взято вместе, позволило бы создать правдоподобную картину.
У меня были прекрасные печати из музея Перро Мура в Кадакесе, Испания; сертификаты от агента Дали, Роберта Дешарнеса; фирменный бланк Фонда, удостоверяющего личность Жоржа Брака. Я даже мог воссоздать водяной знак Эмэ Мага, прижав две самонарезающие матрицы друг к другу на прессе Thompson. Под давлением на бумаге Arches получался полупрозрачный блеск водяного знака, который можно увидеть только на настоящих отпечатках.
Часто торговцы искусством вкладывали в картину свое видение, прикладывая свой собственный провенанс и прочую документацию, а иногда – даже больше. Однажды я получил по почте странное анонимное письмо. На нем не было обратного адреса, и когда я открыл его, то обнаружил внутри только конверт французской авиапочты в красно-синюю полоску. Письмо было адресовано некоему господину Гансу Мехелену из Манхэттена, там же был указан обратный адрес в Ла Коль-сюр-Луп, Франция.
Сам текст письма был на французском, поэтому я отнес его своему другу Паскалю Бланку, бельгийцу, владельцу ресторана в Палм-Спрингс. В потрясении я выяснил, что это письмо от покойной жены известного художника, которая писала: «Я могу только еще раз подтвердить, как подтверждает и авторизующий фонд, что гуашь “Город на море” написана рукой моего мужа».
Я знаю, звучит банально, но это абсолютная правда. Я перевернул его и дважды проверил конверт, чтобы посмотреть, есть ли внутри что-нибудь еще, но там ничего не было. Кто-то решил анонимно отправить мне это письмо, провенанс на вес золота. Теперь в любое время, когда я захочу воссоздать произведение этого знаменитого художника, я смогу предоставить письмо от его жены в качестве неоспоримого подтверждения подлинности.
Я выяснил, что письмо было напечатано на IBM Selectric II, и в следующий раз, посещая Париж, я купил соответствующий печатный шар на французском языке, а также канцелярские принадлежности BFK Reeves и точно такие же конверты Par Avion, в котором пришло заветное письмо. Когда мне требовалось новое письмо, я подписывал имя супруги художника на сотне разных листов почтовой бумаги, пока не получалось идеально. Затем я выбирал лучшее и печатал письмо так, чтобы оно помещалось над ее подписью. Я даже напечатал на конверте красными чернилами поддельную почтовую марку об аннулировании. Письмо выходило идеальным, точно таким, каким его отправили по почте из Ла Коль-сюр-Лупа, только в каждую новую нужную мне любую дату.
По сей день я так и не знаю, кто отправил мне это письмо и что они имели в виду. Это мог быть один из моих дилеров, который знал, что я смогу использовать письмо в своей работе, и что он, вероятно, получит от него столько же пользы, сколько и я.
Они просто отдали раритет в мои руки и позволили мне разобраться с остальным, что я умел так мастерски делать.