Это точно не подделка? Откровенный рассказ самого известного арт-мошенника

Наконец, когда я во всем разобрался, чары были разрушены. Вместо профессионального вызова, удручающей головоломки или призрачного обещания богатства на меня нахлынула реальность того, что я действительно по уши в процессе, и я сконцентрировался на том, что может пойти не так. Дело в том, что слишком многое выходило за пределы моего контроля. Искусство – это благородная игра, сродни творчеству. Подделка денег – нет. Я не хотел связываться с мафией. Боялся, что меня убьют из-за того, что я потенциально мог настучать. Не улыбалась и перспектива провести 25 лет в федеральной тюрьме.

В любом случае к тому времени в моей голове уже созрел новый план. Я позвонил Лоре и солгал ей. Я сказал ей, что мы думали, что во всем разобрались, но пока я не удовлетворен нашими результатами. Я придумывал отговорки, объяснял ей, что нам не удается добиться идеального оформления, что волокна плохо ложатся на бумагу и печать выглядела недостаточно реалистичной.

Она была умна, и, хотя она этого не произнесла, было понятно, что она мне не поверила. Лора только спросила, уж не передумал ли я. Я ответил, что я перфекционист, и что подделка купюры не соответствует моим стандартам. Я выразил обоснованное сомнение, что план сработает.

Искусство – это моя тема, я разбирался в нем и гарантировал результат. Я предложил Лоре сделать совместный проект в живописи, только мы вдвоем, вместе. Я не хотел отпускать ее, и теперь пытался соблазнить посотрудничать со мной. Она обещала подумать о моем предложении и, сославшись на занятость, закончила разговор. Мне тоже больше нечего было сказать. Я повесил трубку в уверенности, что никогда больше ее не увижу.

Глава 14. Жизнь шизофреника (1987)

В 1987 году Томми позвонил мне из Нью-Йорка. Он, смеясь, рассказал мне, что только что увидел картину Дали, которую я ему продал, на обложке каталога японской выставки. Она была призвана проиллюстрировать ретроспективу художественного фонда одного из крупнейших японских автопроизводителей. Картина представляла собой портрет жены Дали, который я нарисовал по одному из настоящих рисунков гения: Гала изображена лицом к зрителю с обнаженной грудью, украшенной замысловатым ожерельем-кулоном.

За исключением своеобразного нимба вокруг головы, который мне следовало бы еще больше затемнить жженой умброй, я считал работу удачной и был ею доволен. Должен признать, я возгордился тем, что она попала на обложку. Обширная ретроспектива такого плодовитого художника, как Дали, включала в себя десятки картин, и тот факт, что выбрали именно мою, придал мне чувство уверенности.

Обычно я понятия не имел, где в итоге оказывались мои работы, кто их купил. Как только они покидали мои любящие руки, их дальнейшая судьба зависела от дилеров – они могли делать с картиной все, что хотели.

Мне никогда не было свойственно проявлять излишнее любопытство, я жил по принципу «меньше знаешь, крепче спишь». Однако с Томми меня объединяли доверительные отношения, мы обсуждали что угодно. Он понятия не имел, как картина попала в Японию, но полагал, что это здорово, хотя и не на все 100 %.

Томми поддерживал связь с копами, бывшими коллегами. Он был уверен, что получит выгоду из любой сомнительной ситуации, но я жил по-другому. Не сказать, чтобы я сильно переживал, но я никогда не знал, обернется ли против меня тот или иной факт. В общем, я подумал, что лучше остаться незамеченным, чем оказаться в центре внимания.

Вскоре после выхода каталога Митч Геллер рассказал мне о разграблении Центральной Художественной Галереи на Гавайях, знаменательном событии, которое не могло пройти незамеченным в наших кругах: через этот культурный центр проходила масса нашего материала. Галерея уже пережила и урегулировала коллективный иск о претензиях на инвестиции в искусство, теперь же их обвиняли в продаже поддельных картин Дали, а этот удар пришелся в десятку.

Как и другие арт-дилеры по всему миру, Гавайский Центр купил лично у Дали чистые листы бумаги с его подписью, а затем напечатал на них свои собственные рисунки и продал их с благословения самого художника. Юридически они действовали в серой зоне, потому что Дали знал, что происходит, и, очевидно, не возражал. Пока ему платили, ему было все равно. С точки зрения Центра, все было оформлено честно, но копы, похоже, с этим не согласились.

Эта история мне совсем не понравилась, но Геллер, Хеффлингер и Савицки, казалось, не слишком обеспокоились; для них происходящее разворачивалось в жанре пикантных сплетен, с удовольствием смакуемых наряду с нелицеприятными слухами о личной жизни владельцев. Мне показалось, что копы уже давно держали галерею в поле зрения, поэтому когда история с Дали получила огласку, они налетели на Центр, провели обыск и конфисковали все, что смогли найти.