«Больной Вакх» изображает бледного, болезненного мальчика в короне из плюща. Он одет в лавандовую тогу и сидит за столом, уставленным виноградом и персиками. То, как его подбородок наклонен к приподнятому плечу, то, как скрещены его ноги, легкий изгиб его запястья свидетельствуют о женственности и кокетстве. При этом, когда я начал набрасывать эскиз, я опустил плечо и поднял локоть, устранил изгиб запястья, еще больше раздвинул его ноги. Я покрасил его тогу в бледно-грязновато-зеленый цвет и увенчал его голову виноградными листьями разных сортов: красного, черного и зеленого винограда. Если вглядеться в выражение лица героя, очевидно опьянение, не болезнь: с его губ стекает капля вина. Вакх Караваджо был шумным, пьяным, мужественным богом веселья, никак не нежным юношей, не соблазнительным мальчиком древних времен.
Поскольку я представлял себе работу позднего Караваджо, моя картина должна была иметь телесные тона того периода, более красноватые с сиеной и оттенком умбры, как на портрете Великого Мастера, не бледно-белые, как на его более раннем «Вакхе». Мне следовало передать глубокую, преувеличенную светотень на щеке, колене и руке, а также драматический свет, свойственный его последним работам. Я детально изучил Караваджо – более ранние копии, которые я делал, и те несколько рисунков, которые я пробовал, всегда содержали виноградные листья, любимцев художника, его складки ткани, анатомию и позы.
Десять дней спустя я уже шнырял по Риму, разыскивая полотно в антикварных лавках между Пантеоном, где я остановился в отеле, и Ватиканом. В пределах 15 минут ходьбы в трех направлениях я легко мог найти целые улицы, посвященные искусству античности, Ренессанса и барокко.
Прогуливаясь, я прошел мимо Сан-Луиджи-деи-Франчези и Санта-Мария-дель-Пополо, остановился, чтобы еще раз изучить картины Караваджо, которые я видел 10 лет назад.
Некоторые магазины, которые я посетил, были забиты барахлом; в других продавались красивые вещи, которые кто-то отобрал опытным взглядом. Однако я не искал великого искусства; все, что мне было нужно, – это подлинное полотно XVII века с соответствующими подрамниками. А для этого настоящей сокровищницей служили беспорядочно разбросанные повсюду дома старьевщиков.
На Виа деи Коронари[42]
антиквары были разбросаны по магазинам, где продавались сшитые на заказ одеяния для священников и четки для паломников, направляющихся к собору Святого Петра. Я видел сотни всевозможных религиозных картин – заурядных мадонн, библейские сюжеты, святых, распятия, ангелов. Я вежливо спрашивал, могу ли я войти и осмотреться, переворачивал холсты, проверял стыки и стопки старых изображений, пока не находил хоть что-нибудь, что могло бы мне пригодиться.Наконец, я нашел неуклюжую «Мадонну с младенцем», одно из немногих изображений, у которых, что особенно важно, в относительно хорошем состоянии сохранился оригинальный холст без подкладки. Держали его неповрежденные перекладины размером 7,6 на 2,5 сантиметра и толстое поперечное сечение посередине. Картина пребывала не в лучшем, но и не в ужасном состоянии. На тернистом историческом пути полотно, как обычно, подлатали, и в целом оно идеально подходило для моих целей. Думаю, вся история обошлась мне примерно в 600 долларов. Интересно, догадывался ли владелец магазина, чем я занимаюсь?
Я попросил его снять раму и соорудить легкий чехол для переноски, который он при мне и сделал из тонкой фанеры, приделав ручку. Владелец магазина порекомендовал отличного специалиста, который, по его словам, оформлял Рафаэля, Леонардо и Тинторетто для музеев Европы и церквей по всей Италии. Неважно, что рама была новой. Музеи, галереи и частные коллекционеры регулярно размещали работы старых мастеров в новых рамах.
У изготовителя я выбрал красивую золотую кассету с завитками по углам и черными полосками по внешнему молдингу. Художник-оформитель измерил мой холст, сделал свои пометки и пообещал, что сможет отправить мне его через месяц. Рама стоимостью более 1000 долларов была дороже, чем сама картина.
На следующий день я отправился на поиски натуральных пигментов. В современных пигментах материал измельчается промышленным способом, превращается в порошок, похожий на муку. Мне нужен был крупнозернистый помол, похожий на кукурузную муку, который имитировал бы способ приготовления пигментов во времена Караваджо – вручную с помощью пестика и ступки. Я не знаю, выглядели бы они совсем по-другому посмотри мы невооруженным глазом, но я представил себе навскидку нерастворенные частицы и подумал, что разницу точно можно заметить под микроскопом. Я не смог найти никого, кто все еще измельчал бы пигменты вручную, но в конце концов набрел на магазин, где пигменты измельчали на чем-то вроде жерновов. Я купил черный как кость, свинцово-белый, три вида красного, зеленого, синего и желтого цветов, которые понадобятся для моей картины.