Наконец, я был готов позвонить Лоре и доложить ей, что закончил картину. Я был взволнован получившимся результатом и горел желанием показать свою работу. Конечно, мне ужасно хотелось встретиться с ней лично, и я сказал, что готов прилететь. Она сразу же отвергла эту идею. В Нью-Йорке за ней будут следить, нам не нужен неоправданный риск того, что ее заметит либо бойфренд, либо его коллеги. Скрепя сердце я согласился отправить ей картину, чтобы она могла показать ее специалисту, с которым сотрудничала. Я представил себе, как она соблазняет его, располагает к себе и очаровывает, заставляя более благосклонно отнестись к картине. В конце концов, я-то видел ее очарование воочию.
Крупный влиятельный эксперт может изменить судьбу произведения искусства, одним росчерком пера превратив его из ничего не стоящего хлама в сокровище стоимостью в миллион долларов. Часто вместо фактов их мнение основывается на личных взаимоотношениях, давлении со стороны коллег и жадности. Если бы наш эксперт проявил инициативу, и если бы сговорчивый аукционный дом согласился посотрудничать, у нас на руках оказался бы шедевр. В конце концов, это был бы не первый случай, когда кто-то высказывал нужное мнение в обмен на деньги, похоть или славу.
Я был разочарован тем, что пока не увижу Лору, но приходилось признать, что ее план правильнее моего. Я убедил себя, что в ее задачи входило отслеживание множества процессов, и она не хотела, чтобы они как-то пересекались. И все же я не мог отделаться от ощущения, что она просто избегает личной встречи. Я также немного завидовал тому умению, с которым она держала меня на расстоянии вытянутой руки. И хотя я знал, что без резолюции эксперта не обойтись, во мне гнездились подозрения.
Я отправил картину в Нью-Йорк и стал ждать вердикт, представляя, как эксперт замечает маленькие детали, которые я придумал, и оценивает тот кропотливый труд, который я вложил в свою идеальную копию. Мне особенно нравилась идея одурачить того же самого парня, которого Лора одурачила показанными мне в гостиничном номере рисунками Дега.
Дома тоже не все было гладко. Через несколько дней после того, как я отправил картину, мы с дочерью выходили из гаража и увидели мужчину, который стоял на подъездной дорожке, внимательно рассматривая мой дом. Я уточнил, не могу ли я ему чем-то помочь, а он в ответ спросил меня, не эта ли квартира будет выставлена на аукцион. Я не понял, кто он такой и о чем, черт возьми, он говорит, но выяснилось, что я не заплатил взносы в ассоциацию домовладельцев, и они наложили арест на квартиру, планируя продать ее меньше чем за неделю. Потрясающие новости! Я был так сосредоточен на подделке «Феррари», покраске и вечеринках, что чуть не облажался по-крупному. Я никогда не платил никаких взносов. Теперь же мне предстояло собрать 25 000 долларов за весь пропущенный период, и, если я хотел сохранить свой дом, собрать их было нужно до следующей недели.
Из-за провала продажи копии Дали и из-за того, что Савицки так и не отдал своих долгов, свободных средств на взносы у меня не было. На следующий день я позвонил автодилеру в Марина дель Рей, чтобы продать один из немногих имевшихся у меня активов. Он приехал в Клермонт с чеком на 100 000 долларов. Обратно он уехал на моем «Феррари Дино» 1974 года выпуска. Я пошел прямо в банк, а затем к застройщику в офис рядом с «Персиком» и выдал ему чек. Вернувшись домой, я сел и провел инвентаризацию всех счетов, которые все еще подлежали оплате.
Я разобрался с кучей долгов, накопившихся за последний год, и на этот раз припрятал оставшиеся наличные, осознав, что больше не могу позволить себе валять дурака.
В Нью-Йорке эксперт Лоры трудился не покладая рук. Он попросил техников взглянуть на мою картину и провести ряд специализированных тестов. Они просвечивали работу рентгеном, осматривали холст и подрамники, а также изучали химический состав краски. Благодаря моей скрупулезности в выборе рабочих материалов результаты оказались положительными, картина прошла проверку. Под мягким давлением Лоры эксперт обещал ей, что картина получит восторженный отзыв.
Лора организовала отправку картины в аукционный дом в Лос-Анджелесе, где у эксперта были связи и где предстояло изучить и оценить картину для потенциальной продажи. В Лос-Анджелесе все прошло немного более отстраненно, при ослабленном внимании, и мы смогли действовать более свободно. Сначала мы договорились, что я не пойду в аукционный дом, но я преисполнился наглости, захотел покрасоваться и так сильно мечтал лично услышать, что они скажут, что, настояв на присутствии, решил: «К черту все это!»