Это точно не подделка? Откровенный рассказ самого известного арт-мошенника

Репортер Роберто Вито и его съемочная группа ходили за нами по пятам и пришли даже в ресторан, чтобы заснять детей в приподнятом, праздничном настроении. Я с умилением наблюдал за ними, такими счастливыми, искренне и радостно дающими репортерам интервью о том, что они делали.

Несколько недель спустя почти трехминутный ролик вышел в эфир. В нем показали мое помещение в тюрьме, наши росписи в школе и всех детей у Никки Блэр. Чего в нем не упомянули, так это учительницы и, что хуже всего, Лин, мнением которой вообще никто не поинтересовался. Я не приглашал ее к Никки Блэр, и съемочная группа CNN про нее не вспомнила. Это реально вывело ее из себя, и хотя тогда я об этом не догадывался, Лин была не из тех людей, которые легко отпускают обиду.

Из Голливуда я отправился в Южный Эль-Монте, где научил малолетних хулиганов рисовать мурал с изображением Статуи Свободы, в то время как лоурайдеры[63] проезжали мимо и приставали к нам. Дети достались мне замечательные, в основном мексиканцы, которые знали о баллончиках больше, чем о школьных учебниках. Я пригласил их на свой день рождения, и когда они появились в своих обвисших штанах и безразмерных рубашках, персонал ресторана насторожился. Мне пришлось заверить заведение, что они мои важные и дорогие гости, а после – и вовсе попросить оставить нас в покое.

Работая в школах, мне приходилось самому оплачивать и расходные материалы. Я нанял Майка Бима, чтобы он построил стену для одной росписи, и сам купил все краски и кисти для детей, что с учетом размера стенки вышло в копеечку. В целом я, вероятно, потратил 3500 долларов своих собственных денег, запасы которых на тот момент заметно оскудели. Однажды, когда я покупал расходные материалы, мне сказали, что у округа есть в магазине депозит, и спросили, не хочу ли я им воспользоваться. Я ответил, что прежде нужно уточнить у властей, разрешено ли это.

Когда об этом услышала Лин, она в очередной раз пришла в ярость и начала писать прокурору. Они вызвали меня к судье, которого она принялась убеждать, что я пытался обмануть округ и украсть у них бюджетные деньги. Она уговаривала судью продлить мне срок наказания. Лин пожаловалась даже на то, что я настоял на отсутствии ее и учительницы в программе CNN. Я обратился непосредственно к судье и объяснил ему, насколько эти обвинения абсурдны. Был ли я директором CNN? Я ли редактировал выпуск и вырезал их из него? Что касается мошенничества, я рассказал им, как заплатил тысячи долларов из собственного кармана и только попросил магазин проверить, не возражает ли округ насчет депозита, не взяв ни цента. Судья Тайнан отклонил все обвинения, но Лин этого все равно не оставила.

Когда мы завершили роспись стены в Южном Эль-Монте, она организовала собственное празднование в прямом эфире – накрыла фуршет и пригласила городской совет Лос-Анджелеса, Шерифский квартал, все телевизионные станции, газеты и модных блогеров, но не пригласила меня. Не просто не пригласила: мне было недвусмысленно запрещено приходить.

В назначенный день Лин с нетерпением ждала своего триумфального дебюта. Однако прямо в последнюю секунду огласили вердикт по делу Реджинальда Денни, водителя грузовика, которого вытащили из машины во время беспорядков в Лос-Анджелесе. Тележурналисты и съемочные группы, газетчики и репортеры – все до единого развернулись и направились к зданию уголовного суда, оставив не дождавшуюся телевизионной славы Лин наедине с полицейскими и парой подносов с холодными сэндвичами. Я посмеялся про себя. LA Times даже написала об этом статью под названием «Искусство пренебрежения». Мне до сих пор нравится это название.

Ближе к концу моего тюремного срока мне приказали расписать стену в центре культуры для малоимущих Centro Maravilla в Восточном Лос-Анджелесе. Заведовала проектом суровая, но замечательная мексиканка, вызвавшая во мне неподдельное восхищение. Она была по-настоящему хорошим человеком, который вкладывал всю душу в руководство этим заведением для действительно нуждающихся в помощи людей.

Она мне понравилась, и я сделал для нее все возможное: раскрасил стену, почистил другую и починил лампы дневного света, которые ее освещали.

Когда пришло время отчитаться о проекте судье Тайнану, я показал ему фотографию мурала и замечательное письмо, которое составила для меня директор учреждения. Прокурор настаивал, что я каким-то обманным образом втерся ей в доверие, но судья на это не купился. Он освободил меня на три месяца раньше срока за хорошее поведение, и я вернулся домой, отбыв в заключении только девять месяцев. Я думаю, что Лин и прокурор все еще злятся по этому поводу, но это их проблема.

Пока я был в тюрьме, моя дочь Кристина вышла замуж. Это случилось в субботу, в мой выходной день. Хотя я был на мели и зарабатывал только на своих литографиях, я до сих пор горжусь тем, что смог наскрести денег, чтобы помочь ее матери оплатить эту свадьбу.