Это вечное стихотворенье...

Так звездочет, звездой влекомый,
Оказывается ни с чем,
Когда его любой знакомый
Хватает за рукав: ты с кем?
Ему, когда он глаз не сводит
С отрады будущей земной,
И в голову-то не приходит
Спросить, озлясь: а кто со мной?
С ним — никого. С ним только вечность.
…Ни крыши нет, ни потолка,
Ни стен… Он брошен в бесконечность,
А там не смотрят свысока.
Он в апогее, он в зените,
Он в перигее звездных стуж…
А что он ест? Повремените!
Вы не кормильцы этих душ…

Он долго ищет свет в подъезде,

Но Вифлеемская звезда
Среди нависнувших созвездий
Ему мерцает иногда.

1989

«Выживаемость нелучших…»

Выживаемость нелучших
(Пусть живут) — обычный фон.
Жаль отпевших, жаль певучих,
В золотой ушедших фонд.

Называть имен не стану,

Труден перечень такой.
Невзначай перо достану.
Лист увижу под рукой.

Засвечу свечи огарок,

Брошу тень на тополя.
И услышу шорох галок
Там, где спит сыра земля.

Но и утром, в клики птичьи

Вслушиваясь в вешней мгле,
Не узнаю, в чьем обличье
Ходит небо по земле.

Не узнаю, кто вздыхает

И по ком в последний час,
Кто так рано забирает
Этих странников у нас.

1989

«Какая осенью младая…»

Какая осенью
   младая
В душе тоска!
Как колокольчик, дар Валдая,
Издалека…

Окно от дома до сарая

Бросало луч.
Какая терпкая, сырая
Стояла ночь!

И ветер в соснах, беспокоясь:

А где вокзал? —
Все время наезжал, как поезд,
И исчезал.

И наступала тут такая

Вдруг тишина,
Что только бабочка ночная
Была слышна.

И снова поездом, сосновый,

Гул налетал.
И юный стих о жизни новой
В душе витал.

Но громом в воздухе осеннем

Вставала тишь.
Как перед светопреставленьем,
Провалом крыш.

И только стих, пока молчала

Ночь у крыльца,
Все жаждал жизни без начала
И без конца.

1989

«Когда цепенел я и маялись кости…»

Когда цепенел я и маялись кости,
Желая отмаяться хоть на погосте,

Взглянул я глазами в пустые глазницы:

Сквозь ночь проходили там звезд вереницы —

И встретился взглядом я с тою звездою,

Что медленней всех говорила со мною.

Я сразу узнал ее между другими,

И страшно мне было назвать ее имя.

Сказал я: пора уже, Господи-Боже!

Пусти меня выше, чем тесное ложе.

Уже я сказать ничего не умею.

Пусти меня выше, чем то, что имею.
Я там еще молод!
   И небо, и сушу
Просил я домой отпустить мою душу.

И Бог даровал мне продление жизни,

И стих как моленье, и грусть по отчизне.

1989

Лермонтовские дни в Тарханах. 1986

Владимир Соколов

Переделкино. 1980-е

Владимир Соколов, Марианна и Нина Петровна Роговские

Переделкино. 1988

Новый год в Лаврушенском переулке. 1989

ДЕВЯНОСТЫЕ

«Прекрасно стать забытой книгой…»

Прекрасно стать забытой книгой
И промерцать, когда найдут,
Давно прошедшего веригой,
Цепочками его минут.

И ржавое великолепье,

Свидетельство былых оков,
Окажется златою цепью
И украшением веков.

1990