Однажды мне шепнули: вы — пришелец!Я только палец приложил к губам.И улыбнулся. И заплечный шелестТак грустно канул к липам и дубам.Петродворец сиял во всем параде,А женский взор сиял, как бирюза,Но, спохватись, в земном и сером взглядеЯ спрятал настоящие глаза.Со мной случалось очень редко это.Я так привык держать себя в узде.Но были Дни великого поэта,И я забыл, что я не на Звезде.Я должен быть не узнан и не понят.Я должен быть держащимся в тени.Я должен быть не тем, о ком трезвонят,А тем, кто каждой улице сродни.Всю ночь шел дождь. Всю ночь писал стихи. И рисовал. Отмахиваясь веткойОт облаков. Последние штрихиВсе наносил. Все падал мелкой сеткой.Блестела крыша. На нее гляделЧердак соседней крыши. Дождь редел.Стихи заканчивались. И чужимиУже казались. И рисунок былЧужим уже. На нем блестела крыша.И лунный свет! Сквозь дождь! Я не забыл,Что мне пора, что — время… Тише, тише…Окно чернеет… Дверь я сам закрыл.Тьмой пустоты уже снижалось небо.Я знал, что мне нельзя покинуть Пост.Но, как монах, Земле свершая требу,Я плакал, не желая видеть звезд.Планета Икс шла прямо на сближеньеСо мной одним. Сквозь рябь черновика.И мощь ее святого притяженьяЯ ощущал как будто сквозь века.Окно и дверь. И чистый лист бумаги.Да в пальцах это вечное перо.И дуновенье горестной отваги:Договорить, оставить серебро…Я помню все! Я не имею праваЗемными буквами о неземном…Но умоляю… Перед переправой…Я заслужил… Я только об одном…Прошу хоть час земного опознанья(У нас так не бывает, знаю я).Но как он прав!.. Последнее сказанье,И летопись окончена моя.Еще есть пыль Московского вокзала,Еще есть рифмы к «ползать» и «парить»!..И, приближаясь, мне Звезда сказала:«Что ж, говори». Я буду говорить.Но только с теми, с кем я рядом жил,Где чудом голову я не сложил.Мне сорок лет. Я вышел на свободуИз бытия или небытия.Из дома… из тюрьмы… не знаю я.Какая разница… Кому в угодуЯ должен точный адрес рисоватьИли картинку Выхода и Входа?Для тех, кто все привык адресовать?Я на Земле от имени отвык.Теперь полет понятий — мой язык.И он туда направлен, где за пыльюРоящегося Млечного ПутиМеня еще, наверно, не забылиДве-три персоны, юные почти.Я прибегаю все еще к словам.Но я достиг той самой лунной фазы,В которую так страшно деревам,Засеребрившимся… Прощайте, вязы!Прощай, стена! Мне дурно, но чуть-чуть…Я замолчал. И мне открылся Путь.Я бросился в него! И — надо мнойДеревья зашумели, встав стеной,Запахло вдруг проселочной дорогой,Ромашкой, сеном… Звездный небосводВ двух колеях, черневших, отразился.Я этому пейзажу поразился.Казалось, я сойду с ума вот-вот.Исчезла полночь. Полдень воцарился.Мелькают загорелые коленки,И ситец платья, тело обтекая,Взлетает. Ты его руками ловишьИ наклоняешься к волне ромашек.Я сквозь ресницы на тебя гляжу,Со стебельком в зубах в траве лежу,Не замечая, что уже сквозь годыГляжу на облако и на тебя…Мелькают загорелые коленки,Ты приближаешься, летишь по лугу,Гляжу на небо, близкое к испугу…И открываю в комнате глаза.И думаю, почти без сокрушенья,Оглядывая вновь свое жилье:Вот каково земное притяженье!Или твое…Всю ночь шел дождь. Всю ночь писал стихи.И рисовал. Отмахиваясь веткойОт облаков. Последние штрихи…И снова — тот же час и та же ночь.Теперь я память должен превозмочь.Что еще сделать? Холоднее льда,«Договорить», — ответила Звезда.Я так устал средь этих пальм и елей,Меридианов, войн и параллелей(Откуда знать придумавшим ракеты,Как устают пришельцы и поэты).Среди каких-то служб, каких-то нацийИ просто непонятных махинаций,Где логика почти на все готова,Раз отрубают голову за слово.Где просто Планетарное искусство,А рядом подлый миф, как меч Прокруста.Зачем? Когда и так, без ваших мифов,Поэзия есть вечный труд Сизифов,В котором камень мудрости от векаС холма опять летит на человека.И только вам, землянам, непонятно,Что он совсем другим летит обратно.… … … … … … … … … … … … … …Вот так и я — к холмам и ликам милымВернусь уже почти другим посылом.Я заболел тяжелым миром вашимС его ядром, случайно не погасшим…Тем, кто войдет, оставлю на столеСтихи. Я был поэтом на Земле.Но это было только порученьеИ не имеет более значенья.… … … … … … … … … … … … … …«Увы, увы», — кричит ночная птицаВ сыром саду. И нам пора проститься.У подмосковной гнущейся березыТы у меня в глазах стоишь, как слезы.Ты не поймешь того, что я отозван.Ты будешь плохо думать обо мне.Но будет ночь. Ты обратишься к звездамИ обретешь свободу не во сне.… … … … … … … … … … … … … …Проститься трудно мне и с богомазом,Нарисовавшим Бога по рассказам.Но как он смог понять сестру и брата,Не понимая Черного Квадрата?Я б не сумел, имея кисть и очи,Не видеть звезд среди беззвездной ночи.Ведь свет и тьма для космоса одно.Какая тьма светил глядит в окно!Грех не проститься мне и с земледельцем.Среди пустых тележек и телегПрисядь со мной по-свойски, как с пришельцем,Ведь сам живешь, как пришлый человек.Я напишу пленительную книгуО лепестках, ресницах и зрачках.А ты подаришь хлеба мне ковригу,Чтоб я остался в Вышних Волочках.Но есть миры и выше нежных елокИ рвущих сердце речек и полей.Я уважаю этот древний волок,Но, знаешь, тянет душу Водолей.… … … … … … … … … … … … … …«Увы, увы», — кричит ночная птицаВ саду промокшем у монастыря.Звезда, я плачу, вспоминая лица,Которых больше не увижу я.Я послан был тобой на эту сушу,Чтоб, позабыв о воле и крыле,Бессмертную свою оставить душуВсю, по частицам, на чужой земле.С чего ж я плачу, сбрасывая бремя —Земную пыль, земной недолгий час?У нас пространства нет. Есть только время,Оно зовется вечностью у вас.…Я так устал на вас похожим быть.К тому ж за годы, что я здесь бытую,Вы и меня сумели убедить,Что нет меня, что я не существую.Покуда не опознан Человек,Все эти миллионы невидимок,В заботах коротающие век,Все НЛО — один туманный снимок.Былых фантазий бывший фаворит,Двадцатый век, век — маска, век — насильник,Зачем тебе энергия, рубильник?Чтоб делать пеплом все, что говорит?Как некий дух над каждым человеком,Как в черном космосе парад планет,Парад веков стоит над вашим веком,И от него нигде спасенья нет.… … … … … … … … … … … … … …Я, как дитя, представил бесконечность —И страх объял меня. Я в Путь готов.Я здесь оставил душу. Дай мне, вечность,Хотя б минуту для немногих слов.Увы, прощайте, гордые, как дети,Что занеслись, экзамен первый сдав.Хулу или хвалу чужой планетеНам воздавать нельзя. Таков устав.Но я закон своей звезды нарушу.Вы — гениальны. Это не секрет.Вы умудрились сделать смертной душу!Нигде другой такой планеты нет.… … … … … … … … … … … … … …Всю ночь шел дождь. Всю ночь писал стихи.И рисовал. Отмахиваясь веткойОт облаков. Последние штрихиВсе наносил. Все падал мелкой сеткой.И слушал шелест крыльев за спиной,И все руками разводил от счастья.И две луны вставали надо мной.Одна была похожей. Но отчасти.Как вам сказать, где ожил я теперь,Как сообщить без буквы и без фальши?Созвездье Лебедя? Оно — как ТверьИли Можайск… Мы несравнимо дальше…Там нет конца…Но есть Окно и Дверь.1989, 1990