Это вечное стихотворенье...

Мне нравятся книги, которые пахнут асфальтом и серым дождем городских площадей. Мне нравятся книги, в которых, как в лужах, отражаются старинные здания и фонари. Мне нравятся книги, в которых есть загибающийся в неизвестность переулок; в которых любовь появляется из-за угла и складывает мокрый зонтик. Мне нравятся книги, в которых во время ливня, как голуби, бьются белые струи под водосточной трубой над серым, истершимся до кирпича асфальтом. Мне нравятся книги, в которых есть каменные ворота в неизвестный двор, где можно сесть на лавочку и слушать музыку из распахнутого окна. Музыку просто так… А бледный клен шумит над головой и роняет тебе на колени мокрые, мягкие листья.

И еле доносится городской гул.

Каждый поэт в душе сюрреалист. Даже Гомер. Даже Пушкин (сон Татьяны, скачущий памятник в «Медном всаднике» и т. д.). Другое дело, как он с ирреальностью поступает. Без ирреальности, иррациональности невозможно чувствовать реальную почву под ногами.

Угол дома с кружевным углом ржавого карниза висит в космосе. Бабочка, вспорхнувшая на цветок, — вечность. Мы умираем в бесконечности и все время ждем, что будет в конце. Левитановский «Март» — крыльцо, снег, лошадка — мне часто видится на фоне черного звездного космоса, приближенного, как в телескопе.

Всегда хочется поймать переход времени в вечность.

1. Прелюдия

Ворвался в сон огромный куст жасмина:
Зашелестел, запах, заговорил,
Как стих «с упреком давнего помина»,
Едва мерцая, в сумрак воспарил.

Но все ж откуда рифма — «ужас минул»?

Я этих слов совсем не говорил.
Я говорю: как привиденье, бродит
Туман в деревьях, где живет сова…

Но кто во тьме моей рукой выводит

Свои почти сторонние слова:
«Оставьте — мысль — о ядерном — ударе —
Вас — вот — уже — идет — на вашем — Шаре —
Совсем — другой — материи — распад —
Она — была — нетленной — но…»
   Я бросил
Перо. Оно пошло писать само
О том, что я без лодки и без весел
Плыву туда, где начато письмо…

И должен я теперь, хотя б немногим,

Покуда этот мир еще не пуст,
Заметить им, неглупым и двуногим,
Что тлен уже из их исходит уст.

Я пробудился. Этот куст жасмина

Один из сна остался моего
И говорил, что если ужас минул,
То людям знать не надо ничего.

Из-под пера бумага ускользала.

И в миг, когда Сатурн совпал с Луной,
«Ты верно понял», — небо мне сказало.
«Домой пора!» — сказал мне дом земной.

Пошли сжиматься годы в час единый!

Что ж, я опять себе не господин.
Но кто ж тогда польет мой куст жасмина?
«Неважно. Бог польет», — сказал жасмин.

2. Отбытие