Это вечное стихотворенье...

Вот и нет меня на свете.
В мире тишина.
Все в свои поймала сети
Белая луна.

Сад поймала, лес поймала,

Поле и жнивье.
Озарила, осияла
Кладбище мое.

А на самом-то на деле

Все в заре, в цвету,
Я себя сквозь все недели
Гордого веду.

Не уйду, ступив со света,

Не оставлю дня,
Но — пока зависеть это
Будет от меня.

1961

«Можно жить и в придуманном мире…»

«Можно жить и в придуманном мире», —
Мне сказали.
Но правда ли это?
Можно в мире?
Как в греческом мифе?
Как в легенде?
Как в шутке поэта?
Можно? Это не сложно.
Ребенку,
На рассвете.
На девичьем утре.
Но когда ты вдеваешь гребенку
В настоящие взрослые кудри,
Но когда что-то кануло в шири,
А пороги лишь ветром обиты,
Можно ль плакать в придуманном мире
От придуманной горькой обиды?

Я себе хорошо представляю,

Как по детскому зову преданья,
Как по знаку мечты
   оставляю
Все мирские дела и свиданья
И вступаю в придуманный город,
В сад придуманный, милый до дрожи.
На придуманном озере гогот
Лебедей.
Я придумал их тоже.
Я придумал и даль, и округу,
И подругу придумал, и брата,
И врага сочинил я, и друга…

Ты конечно же не виновата,

Но заметил я, душу очистив
От земного, приняв неземное,
Тень летит от придуманных листьев
На мое безысходно земное,
Где не может пока что по маю
Цвесть сухумская роза
   в Сибири…
Но не думайте, я понимаю:
Можно жить и в придуманном мире.

1961

Воспоминание о кресте

Я наконец добился своего.
Меня узнать не могут те и эти
За то, что я, один как перст на свете,
Живу превыше блага одного.

Вначале было так: средь слез и свар,

За то, что к сердцу принял все живое,
Все веры и черты приняв как дар,
Я из родных был выведен в изгои.

Затем я был последнего лишен.

В моем дому ветра заголосили.
И так я был обидой оглушен,
Что мне колдуньи зелье подносили.

Однако доброй дружбы торжество

Я испытал, когда собрата встретил.
Но я обидел шуткою его,
Желая быть, как он — в то время — весел.

Он был моим.

   Но не был я своим,
Как оказалось.
Я права превысил.
И мысль пришла: а что, если, как дым,
Метнуться вверх от этих душ и чисел?

Но был я слаб.

И руку на себя
Поднять не смел.
Она как плеть висела.
И мысль пришла: все, чем живу, любя,
Обидеть так, чтоб хоть шурупы в тело
Ввинтили мне всем миром: что там ждать!
А вдруг не станут — как, зачем, откуда?
Пойти в Горсправку? Объявленье дать?
«Мне тридцать три. Я жив. Ищу Иуду».

1961

На улицах старого Братска