Это вечное стихотворенье...

Мне не может никто
И не должен помочь,
Это ты понимаешь сама.
Это ранняя рань,
Это поздняя ночь,
Потому что — декабрь и зима.

Это скрип

Одиноких шагов в темноте.
Это снег потянулся на свет.
Это мысль о тебе
На случайном листе
Оставляет нечаянный след.

А была у тебя

Очень белая прядь,
Потому что был холод не скуп.
Но она, потеплев,
Стала прежней опять
От моих прикоснувшихся губ.

Ты шагнула

В квадратную бездну ворот.
Все слова унеслись за тобой.
И не смог обратиться
Я в тающий лед,
В серый сумрак и снег голубой.

Я забыл, что слова,

Те, что могут помочь, —
Наивысшая грань немоты.
Это ранняя рань,
Это поздняя ночь,
Это улицы,
Это не ты.

Это гром,

Но и тишь,
Это свет,
Но и мгла.
Это мука
Стиха моего.
Я хочу,
Чтобы ты в это время спала
И не знала о том ничего.

1973

«Я болен…»

Я болен.
Я в белой рубахе.
На белой лежу простыне.
Под белым теплом.
   Чьи-то ахи
И охи чуть слышатся мне.

То сходятся, то, расступаясь,

Расходятся.
Что-то звенит.
Игла, так любовно касаясь,
Меня от чего-то хранит.

Я выздоровел.

   Я снаружи
В те самые окна гляжу.
Прекрасные грязные лужи
Старательно не обхожу.

Как выпущенный на свободу,

Я делаю все, что нельзя:
По льду, уходящему в воду,
Как малые дети, скользя.

Я выздоровел от простуды.

Я выздоровел от любви.
Вступают со мной в пересуды
Лишь голуби да воробьи.

1973

«Уволенная статуя…»

Уволенная статуя,
Омытая дождями,
Давай помянем старое
С закрытыми глазами.

С пристанционной улицы

Проникнув на задворки,
Давай помянем давние
Ручьев скороговорки.

Давай помянем мальчика,

Наивного на диво,
И голубую девочку,
Что все не приходила.

А он, храня молчание

В твоей тени забытой,
У зала ожидания
Стоял, дождем умытый.

Давай помянем мальчика

И девочку припомним
Там, где цвела мать-мачеха
Почти по всей платформе.

За что «спасибо», статуя,

И за какое детство?
Давай помянем старое,
Ведь никуда не деться.

От человечьей одури

Уйдя в свое начало,
Поразмышляй на отдыхе,
Кого ты замещала.

Где тридцать лет, не менее,

Ты тень бросала длинно —
Как вздохи облегчения
Береза и рябина.

…Там паровоз на роздыхе

Вблизи густых сиреней.
И тучка галок в воздухе,
Как туча подозрений.

1973

Пауза

Оскалить ярмарочно ливенку?
Или тряхнуть словесным цирком?
А может быть, пополнить лирику
Еще одним больничным циклом?

Или отъехать в край,

   прославленный
Тем, что там редко кто бывает,
Где вмятины зовутся вдавлины,
А тишина преуспевает?

Где зимний лес, красуясь вышивкой

Темно-зеленою и белой,
Напоминая свитер лыжника,
В глаза летит, оледенелый.

И там, махнув сосне, как парусу, —

Не говорком и не мычаньем, —
Перед стихом заполнить паузу
Уже значительным молчаньем.

1973

Одиночество

Давиду Ланге