Это вечное стихотворенье...

Так ничего я и не написал
В тот мой приезд прощальный…
Каштаном над скамьею нависал
Налет зимы хрустальный.

Стихи стояли около меня,

Когда смежал глаза я.
Оглядывался — в сутолоку дня
Сбегали, ускользая.

В пустом Воскресном

Докторская саду,
Где памятник врачам, погибшим
В седом Освободительном году, —
Я был кустом поникшим.

Большие галки стряхивали снег

На ветки и на руки.
Я все ловил минувший день и век
В любом случайном звуке.

Все понапрасну.

Камень все равно
Молчал любою гранью.
Подкатывало к сердцу лишь одно
Далекое страданье…

Я улетел,

Оставив там стихи
Бродяжничать безгласно.
И мучат душу эти пустяки.
Не пустяки! Напрасно…

Я думаю, их кто-нибудь найдет

И даст им оболочку.
Согреются и скажут в свой черед
За строчкой строчку.

И — от меня в далеком далеке —

Заговорят несмело.
Пусть не на русском даже языке,
Не в этом дело…

1975

III. Самолет, воспоминание

«Я ехала домой, я ехала домой…» —
Пел в самолете хор цыган,
   летевших на гастроли.
А самолет летел в Софию.
   Боже мой,
Какие там я знал и доли, и недоли!

Возможно, мой сосед меня и не поймет,

Крахмал воротничка терпя на красной шее.
Но этот самолет, но этот самолет…
А под крылом уже Балкан,
   все хорошея.

«Я ехала домой…», «Мы ехали домой»… —

Все репетировали грозные цыганки.
А я припоминал. Я это пел зимой
На улице Султан-Тепе и на Таганке.

Ведь вот какая блажь бывает у судьбы!

Болгария другим как золотая осень.
А я там все зимой, как у родной избы,
Где только в феврале отсыревает просинь.

«Чего они поют? — отжав воротничок

Большими пальцами,
   Сосед спросил сурово. —
Там, что ли, дом у них?..»

Я, вынув пятачок,

Подбросил и поймал.
И не сказал ни слова.

Увидев, как взлетел советский мой кружок,

Сосед тепло спросил: «Орел иль решка?»
«Орел! — ответил я. — А ваш вопрос, дружок,
Родной товарищ мой, не более
   чем грешка».

«Ты шутишь! — он сказал, узнавши своего. —

Нет слов таких». Была
   мила его улыбка.
Я объяснил ему не менее тепло,
Что по-болгарски «грешка» есть «ошибка».

Цыганкам приказал их главный человек

Перед посадкой поберечь
   голосовые связки…
А под крылом уже блистал верховный снег.
А я все вспоминал и сказки, и не сказки.
Мы ехали домой, мы ехали домой…

Как много лет прошло

   в родстве без окоема.

А я все вспоминал, что все лечу зимой,

Что все лечу домой. Из дома в дом. Из дома.

1975

IV. «Балканский сырой ветерок…»